16 января.

На следующий день, проехав 7 миль, мы прибыли в деревушку Спасское. Был день поклонения волхвов: священники ходили по всем домам, благословляли хозяев с их семьями святой водой, те весьма благочестиво целовали кресты и давали попам вознаграждение; все двери и косяки тоже благословляли крестом.

17 января.

Отсюда мы отправились утром в 4 часа к местечку под названием Пешки, очень простой деревушке, в 10 милях от предыдущей. Обедали в Клину; русские говорят, что это городок, а я считаю его деревней, лежит на Волге[135], это 2—3 деревушки вместе. На возвышенности стоит просторный каменный монастырь, Волгу переходят здесь по мосту.

Теперь получили приказ Его Величества привезти нас к Москве либо в воскресенье вечером, либо в понедельник утром (т.е. 18-19-го).

18 января.

Наш пристав привез нас в воскресенье; в этот день мы продвинулись на 9—10 миль. Оксинино, деревушка, куда он нас привел, бедная, и в ней мало домов; надо сказать, что, чем ближе к Москве, тем беднее крестьяне. Дом, где остановился посол, стоит за пределами деревни, это хутор, принадлежащий одному воеводе из Казани, у наших крестьян дома лучше. В трактире, где я остановился, порядок как в свинарнике. Ночью, когда мы спали, в нашей комнате под печкой начался пожар; попасть туда стоило большого труда, но мы потушили пожар пивом и медом. Весь двор мог бы сгореть, при этом я слышал, что в Москве недавно сгорело 300 дворов. Здесь нам прибавили трех-четырех толмачей, чтобы нам служить и все у нас выведывать; они оставались с нами до конца нашей миссии. Один из них уверял нас в доброжелательном отношении к нам царя, который сам сказал, когда отправлялся на водосвятие, что все будет в порядке. Микита, наш пристав, сразу отправил посыльного в город узнать, когда состоится наш въезд.

19 января.

Пришел приказ, чтобы посол на следующий день подготовился к торжественной встрече, хотя он очень просил отсрочки еще на один день. Пока мы здесь находились, послу и нашим купцам разрешили встречаться и вести переговоры; вечером они пришли приветствовать его. Микита встретил их угрозами, не поверив, что имеется разрешение на встречу, он хотел задержать возчиков, и, хотя дело наладилось, он записал их имена. Нам не разрешали отправить кого-нибудь в город, чтобы приготовить предназначенный нам дом. В тот же день к нам пришел гонец Их Высокомогуществ[136] и рассказал послу о своих приключениях [в Москве], о том, как ему чинили препятствия увидеть светлые очи царя.

20 января.

Наступило 20 января — день, когда нас должны были впустить в город. Микита, наш пристав, просил передать послу, что у него приказ привезти нас к 4 часам[137], т.е. около 10 часов, к городу, куда он утром, в первом часу, отправил вестника с сообщением, что посол будет готов, а мы должны были ждать его возвращения и до этого не трогаться. Когда пришел приказ, около 9 часов, мы тронулись, после чего нарочный сразу отправился, чтобы сообщить, что великий посол поехал верхом. Мы ехали в определенном порядке: серые каретные лошади впереди, за ними телохранитель[138] верхом, потом трубачи и литаврщики, все младшие офицеры верхом. Шталмейстер вел свиту; старшие офицеры ехали в санях, я был последним из них. За мной шла лошадь посла, великолепно украшенная; затем шли две пары лакеев, следовавшие за послом, сидящим в роскошной карете в сопровождении Микиты. За ними — сани посла и сани пристава, затем наши слуги не в ливрее, наконец, сани с багажом. Проехав немного вперед, Микита опять послал гонца в город, чтобы сообщить, где сейчас находится посол, и это повторялось несколько раз. Точно так же к нам из города приезжали более 15 посыльных, прежде чем мы доехали до места приема: один передал, чтобы мы остановились, другой, чтобы ехали медленно, третий подъехал спросить, докуда мы доехали, хотя он и сам это видел, и еще с подобными же маловажными поручениями; когда мы поехали немного быстрее, был прислан гонец спросить Микиту, кто ему советовал ехать так быстро. Наконец, примерно в 3 часа после полудня, нас привезли к месту приема[139]; расстояние, которое мы проехали за 6 часов, можно было бы пройти пешком за 3 часа. Мы очень замерзли от медленной езды; я трясся и дрожал всем телом; у одного из наших долго после этого не сгибались колени. В пути мы топали и бегали, чтобы согреться.

Немецкие купцы верхом встретили посла по дороге. По их словам причина, почему нас так долго задерживали, была в том, что Его Величество поздно вернулся, его еще не было во дворце, а он всегда наблюдал из башенки за прибытием послов.

От места приема мы ехали некоторое время среди вооруженных всадников в форме войск Его Величества: некоторые в красном, другие в синем, третьи в белом. Несколько рот были верхом на белых конях; перед всадниками, кроме знамен, везли барабаны, литавры, трубы, свирели и флейты. Их главы очень гордятся своими дорогими одеждами, у многих в руках были серебряные позолоченные жезлы, на них были высокие меховые шапки и одежда из серебряной парчи; лошади увешаны тяжелыми серебряными цепями и ценными попонами. Через некоторое время, посла встретил посыльный от старшего пристава, который должен был принять посла; у него были с собой царские сани, и он попросил посла сесть в них, чтобы поехать на встречу с приставом, который должен его приветствовать. Посол категорически отказался и заявил, что не выйдет из кареты, пока к нему не придут от имени царя. Посыльный сказал, что подобного еще не было, что так же поступали по отношению ко всем послам, кто бы они ни были. Посол ответил, что и сам знает, как полагается, и что если они ему этого не позволят, то он в своей карете поедет обратно. Тогда посыльный сразу отправился назад; через некоторое время он вернулся и передал, что если посол не хочет выйти из кареты, то его не смогут принять, и тогда посольство не достигнет своей цели. Наконец, после взаимных резких слов, посол вышел из кареты, после чего присланный сразу произнес малый титул, сказав при этом, что царь пожаловал посла этими санями, чтобы въехать в город. Сразу появился старший конюший с 15 белыми лошадьми для въезда нашей свиты[140]. Первая, на которой я ехал, была с серебряной уздой, свита ехала впереди посла, и мы направлялись навстречу приставам; сани, в которых они