Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было уже совсем темно, когда мы подошли к воротам, здесь нас встретили много солдат с факелами. Приставы объяснили, что царь пожаловал посла встречей с факелами. Посол заметил, что находит Москву красивым городом, на это ему ответили, что царь сделает его лучшим городом в мире. На базаре перед замком [Кремль] стояли те же самые дворяне и рядом множество всадников в полной форме; значит, обогнав нас, они снова построились, пока мы еле двигались шагом. И так мы вошли во двор, где находилось приготовленное нам помещение, примерно в 7 часов вечера, проделав этот путь за девять часов вместо двух.
Пока мы ехали по стране, нас снабжали утром и вечером питанием. Хотя было холодно, это нас не беспокоило; мы ехали днем в санях по три-четыре часа, где под полостью можно было хорошо отдохнуть. Ввиду того, что мы должны были приехать в Москву к определенному времени, наш пристав часто останавливал нас, чтобы мы не ехали слишком скоро. Дорога от Риги до Москвы шла по сосновым лесам, по холмам и долинам, кое-где между ними скрытые нивы. Нет нужды рассказывать об удобствах пути, а о недостатках не стоит писать. В России много народа, деревни большие, не то, что в Лифляндии, но и здесь и там — рабы, в последней — в большей мере; они [лифляндцы] живут в дымных избах, полных черных тараканов, мешающих людям спать. Крестьяне лежат на печах, зимой спят очень долго, когда у них нет работы. По грубости они похожи на дикарей; они нам известны, а также и их страна.
Когда мы остановились в посольском дворе [в Москве], нас сразу заперли, и это затворничество длилось 14 дней. К нам никого и нас ни к кому не пускали; так должно было продолжаться до тех пор, пока мы не увидим светлые царские очи, здесь так принято[143]. Между тем приставы приходят раз или два в день, чтобы справиться, хорошо ли спал посол. Беседы их напоминают беседы наших простых людей, они то разглядывают нашу одежду, то хвастаются собою и своим царем, и т.д. Одного зовут Семен Федорович Толочанов, он стольник[144], а другого — Иван Иванович Пешков, он дьяк[145].
22 января.
Микита с нами распрощался, посол подарил ему серебряный кубок и чашу с крышкой[146], а он велел в открытую перед собой унести подарки. В первую ночь нашего приезда здесь возник пожар. Приставы на встрече были одеты в ценные золотопарчевые платья с жемчугами и камнями; как только они привели посла в его комнату, оба в переднем зале сняли эти платья и надели старые кафтаны на глазах у всех; кто испачкает царскую одежду, того наказывают.
23 января.
Приставы пришли с приказом Его Царского Величества, чтобы им показали все подарки, что и было сделано. Все открыли и тщательно просмотрели, очень внимательно пробовали все съедобное и справлялись о свойствах и питательности. Аккуратно запакованные шелковые мешочки пришлось развязать. Серебро они взвешивали, и так как у нас больше внимания обращали на искусство изделия, чем на его вес, то было сделано много замечаний о легком весе множества вещей; русский не ценит искусство и смотрит только на стоимость. О серебряном жемчужном ларчике они сказали: "Полагается, чтобы он был наполнен драгоценностями"; то же и о других пустых ларцах; умалили они и ценность узкой золотой парчи. Да, они рассматривали все так тщательно, что даже проверили пробу серебра. Пряности им, правда, понравились, но, когда мы сказали, что они привезены из [Ост-] Индии, кто-то спросил, какая это страна, как далеко от России и как туда попасть, удивились, когда им сказали, что на корабле. Мы наблюдали теперь их поведение: эти, хотя и большие господа, не стесняясь, громко рыгали, при этом всякий раз крестились, будто желая сказать: "На здоровье мне". Когда все