внесены, и когда их проносили, то перечисляли по названию в следующем порядке: одно большое зеркало в позолоченной раме, малое зеркало в черепаховой раме; стол, инкрустированный черепахой, на позолоченной ножке; ларец, инкрустированный черепахой, с ценной ножкой; ларец остиндский, лакированный, с подставкой к нему; остиндский лакированный сундук; большой фарфоровый горшок с остиндскими сладостями; большой бивень единорога; два больших слоновых клыка; два лакированных горшка; один ящик с сукнами следующих расцветок: 10 аршин[161] шарлах (багряный), 10 аршин сукна красного, 10 аршин сукна фиолетового, 10 аршин сукна пурпурового, 10 аршин сукна цвета корицы, 10 аршин сукна светло-зеленого, 10 аршин сукна светло-синего, 10 аршин сукна цвета морской зелени, 10 аршин сукна зеленого, 10 аршин сукна белого цвета. Всего 100 аршин сукна весьма высокого качества. Пряности: 1 ящичек с корицей, 1 тючок муската, 1 тючок гвоздики, 1 тючок кардамона, 1 ящик ладана, 6 бутылок разных дистиллированных вод. Еще 6 разных бутылок, 4 фарфоровых умывальных таза. Затем последовали шелк, золотая и серебряная парча: 1 кусок золотой полупарчи, 5 серебряной, 6 — серебряного муара, 3 куска бархата, 2 куска атласа в цветочек, 4 куска парчи, 3 — шелкового муара, 3 — атласа, 4 — итальянского дамаста, всего 31 кусок, каждый по 10 аршин. Еще один тючок мускатных орехов, один тючок белого перца, ящичек бензоиновой смолы (росный ладан). Следуют серебряные изделия: два больших блюда, с позолоченными цветами; один серебряный умывальник, то же — меньшего размера, два канделябра в виде колоколов, две чаши для фруктов, одна большая чаша, два кувшина; один сервиз серебряный, позолоченный, из пяти предметов; две полдюжины кубков, одна сахарница, один короб обшитый со специями, одна пудреница, шесть глубоких чашек, шесть канделябров, трое щипцов[162], четыре солонки, две позолоченные серебряные чаши с крышками, небольшая фруктовая ваза с несколькими унциями золота на дне ее, две чаши для лимона, ларчик для драгоценностей, один русский фунт сырого золота, ларчик из янтаря. Все это несли 148 человек. У посла было с собой еще несколько предметов из серебра, чтобы использовать их в пути как подарки для русских господ.

Из вышеперечисленных подарков несколько были поднесены как личные подарки посла.

Перед внесением даров один из князей от имени царя должен был назвать титул Штатов, который русские говорят очень коротко, всего лишь "Генерал голландской и нидерландской страны". Он его не мог выговорить, и все господа заулыбались, даже сам царь закрыл рот рукой, чтобы не видели, что он смеется. Это было его единственное движение, которое я заметил, кроме того, что один раз он засунул пальцы за пазуху. Когда унесли подарки, царь велел сказать, что он жалует дворян и старших офицеров [посольства] подойти к его руке. Моя очередь была первой. Еще стоя на месте, я очень низко поклонился ему, пройдя 3—4 шага, я снова поклонился и в третий раз перед его троном, тогда он протянул правую руку, которую поддержал князь Яков[163], и таким образом я ее поцеловал. Было занятно, когда царь недостаточно вытянул руку и я, чтобы не упасть, хотел опереться рукой о ступеньки и чуть не упал на него, но мне помог князь, который стоял слева от него; нет сомнения, что, если бы царь не вытянул дальше руку, а я свою шею, я упал бы ему на колени. Завершив это, я попятился на свое место с прежними церемониями и поклонами. После меня следовали мои собратья[164], а также наши офицеры, включая и хирурга. После всего этого посол поблагодарил царя за милость, и мы все, кланяясь и пятясь, вышли из двери тем же путем, которым вошли: мы впереди, с непокрытыми головами, посол между двумя приставами, до выхода во двор, где мы снова сели на коней, посол — в атласные сани царя, а каждый пристав в свои сани. Русские тех, кого считают христианами, как нас, хотя и называют еретиками, проводят по церковному подъезду[165]; не христиан проводят окольным путем. Персы все еще стояли со своими подарками напоказ. Лошадь одного из наших приставов разбила у них 10 бутылок с крепкими напитками. Так закончился этот первый прием.

Было около 10 часов, когда мы прибыли к [посольскому] двору, где наши приставы сразу сняли свои красивые кафтаны. Шталмейстер, который ехал перед санями посла, заговорил о подарке для него. Ему сказали, что он может завтра за ним прийти, что он и сделал; ему подарили серебряную солонку. Слуги, которые охраняли лошадей, получили каждый по монете. Приставы поздравили посла с тем, что он имел счастье видеть ясные очи царя, они не сомневались, что царь этой милостью <...>[166]

Вскоре прибыл пользующийся большим уважением князь Петр Семенович Прозоровский-меньшой с "царским столом" угостить посла. Стол накрыли белой скатертью и поставили тарелку, нож и вилку, три-четыре пустых кувшинчика, все из серебра, но металл так потемнел, что едва был похож на серебро. Посол сперва сел со шляпой на голове, в высоком конце стола; князь Петр справа от него. Когда они сели, нас тоже пригласили сесть. Я сидел против младшего пристава, первым вдоль длинной стороны стола. Посол повелел помолиться перед едой, но русский помешал, сказав, что это он может делать у себя за собственным столом, эта же пища царская, которая уже благословлена. Первым блюдом был жареный гусь, около него стоял шафрановый соус. Одно за другим было подано 70 блюд, которые мы все попробовали. Выпечка была вкусная, но мясо было так сильно нашпиговано чесноком, луком, лимонами и маринованными огурцами, что наши языки не выдерживали. Все было холодное как лед. Среди всего был старый жесткий жареный журавль, много соусов, а в них куски курятины, нашпигованные круглыми жареными шариками, и т.д. и т.д.; короче — вся пища, никогда не виденная у нас.

После третьего-четвертого блюда князь велел нам встать появилась большая чаша, примерно в одну пинту, полная испанского вина, смешанного, по-моему, с водкой. Обращаясь к послу, он предложил тост за здоровье царя.[167] Выпив сам, он дал из своих рук такие же чаши каждому приставу. Перед этим он перечислил титулы Его Царского Величества, которые он прочитал по записке, как русские читают все: даже во время приема большие господа ничего не могут сказать наизусть, а смотрят вниз перед собой, когда говорят. Мы должны были опорожнить эти чаши без возражений. Когда покончили с торжественным тостом, посол сказал, что не может пить столь крепкий напиток, ему станет худо, да,