Студенты, оценив мой метод создания портрета самым коротким путем, с удовольствием творили с утра до позднего вечера. Так как мой переводчик приболел, я вооружился универсальной фразой, годящейся на все педагогические случаи: «Сорри, ихь мюсс айн вениг корригирен!», что в переводе со смеси инглиша и дойча означало примерно «простите, я должен немножко поправить». Говоря на таком упрощённом немецком, я с важным видом расхаживал между мольбертами и поправлял промахи обучаемых. Спустя неделю стены студии были увешаны новоиспеченными шедеврами. Я приобрел популярность среди студентов академии.

Постепенно моя педагогическая деятельность и жизнь у Карен слились в естественный ритм. Утром, после легкого завтрака, я ехал в академию, где обучал публику до шести часов вечера. Затем следовал «культурный отдых». Это могла быть вечеринка у друзей Карен: художников, писателей, журналистов, политиков, меценатов, университетских профессоров, да хоть министров. Да-да, министров. Однажды была встреча с местным министром культуры – между прочим, кандидатом в канцлеры Германии от федеральной земли. Я находился в ряду тех, кто поздравлял сего господина, а там находились известные политики, журналисты и натовские генералы. Кого только не было возле Карен! Фрау Кляйн была очень популярна, в том числе и благодаря услуге «Секс по телефону». Она частенько пользовалась своею известностью, открывая двери высоких кабинетов бюстом.

Культпрограмма включала и походы в кино. Вдвоем, без политиков и генералов, мы смотрели какой-нибудь нашумевший американский фильм.

И, конечно, выставки. Посещение различных вернисажей на пару с Карен стало для меня чем-то вроде привычки. Одна из таких поездок мне запомнилась на всю жизнь.

* * *

– Старикаш, хорошо сидим: бутылки как не бывало! Возьми-ка в баре вторую, – распорядился я.

– Алекс, там только двенадцатилетний «Чивас Ригал»!

– Для нашего с тобой случая в самый раз! Не тушуйся, разливай. А я схожу пока на кухню… Добуду нам тарталеток с сыром и красной рыбкой. Уверен, Старикаш, тебе понравится. Это ж самый классный закусон под вискарик!..

– Алекс, за что пьем?

– За чувство юмора, Старикаш. Пусть оно никогда нас не покидает! Особенно в трудные минуты.

– Поехали!

* * *

– На чем я остановился? Да-да, вспомнил, на выставках.

То была не просто выставка. То было разрушение устоев, расшатывание нравственных ценностей, растаптывание семейных традиций. Да что говорить: то был настоящий удар по сакральности бытия! Посетители испытывали культурный шок. Впрочем, не все.

Начну рассказ с маленькой любовной прелюдии – в лучших традициях фильмов для взрослых.

– Алекс, – объявила Малышка, – сегодня в «Ангаре» пройдет грандиозная выставка художников. Под названием «Голубая симфония». Вряд ли ты видел что-то подобное у себя на родине.

– Какая симфония? Голубая?.. Нет, конечно. Не видел. В советское время п%дерастов и вовсе в тюрьмы сажали.

– Какой ужас, Алекс! Заг мир битте, у вас там всё контролировала Кей Джи Би? И секс, да?

– А как же! – отвечал я. – Само собой, милая Карен! Прежде чем переспать со своей законной женой, муж обязан написать заявление в профсоюзный комитет и послать его копию в КГБ. Только после получения разрешительных подписей от чиновников гражданину СССР дозволялось поиграть айн вениг со своей фрау!

Глаза Карен наполнялись бездонным чёрным мраком. Боже, она не только моргала, она плакала!

Короче говоря, шутка моя опять не состоялась. Честно говоря, я не ожидал такой бурной реакции – забыл, что русский юмор не всегда переводится на немецкий и уж точно не всегда понимается немцами. Пришлось даму моего сердца успокаивать. Не словами, а поцелуями. Ведь в Германии-то разрешение на секс не требуется!

– Алекс, – приведя себя в порядок, сказала Карен, – я должна переодеться, попудрить носик. И мы немедленно едем в «Ангар». На «Блю симфони»! Кстати, в холодильнике пиво, прихвати пару баночек.

– Гут, – отозвался я.

За кухонным окном послышался шум работающего двигателя – и вдруг коротко взвизгнули тормоза. Ничего не понимая, я выскочил во двор. На площадке перед гаражом Карен красовался невероятный автомобиль. Клянусь, такое я видел впервые в жизни.

– Алекс, как тебе мой джипик? – спросила из машины Карен.

Показав мне большую часть груди, она вылезла из особенного джипа. Особенность его заключалась в цвете – розово-перламутровом! Машина блестела, сияла, как реклама в дамском глянцевом журнале.

Дама здорово контрастировала с розовым джипом. Фрау Кляйн напялила на себя шифоновый комбинезон изумрудно-зеленого колера, перехваченный на бедрах узким золотым пояском. Комбинезон был, конечно же, полупрозрачным, по вкусу фрау. Создавалась прямо-таки картинка из светской хроники для «Космополитэна». Я и заголовок к картинке придумал: «Босс «Zommer Academy» фрау Кляйн со своим русским другом, знаменитым художником Алексом Мироновым». Фотографы за такой сюжет ещё и приплатили бы!

– Дас ист фантастиш, Карен! Дас ист бьютифул кар! – абсолютно искренне заявил я, тут же вспомнив про папин «Запорожец» нелепого цвета пожарной машины. Такую машинку советское государство изволило подарить моему отцу, фронтовику, инвалиду войны.

Глаза Карен благодарно засветились. Она ласково погладила пальчиками перламутровый бок джипа. (Тут я взревновал к горе железа.) Но потом она спросила:

– А колор, как тебе колор, Алекс? Магст ду ди фарбе? Я сама выбирала! Моя мама, окончившая после войны театрально-художественное училище, где живопись преподавали педагоги, сформировавшиеся еще при «кровавом царском режиме», про цвет джипа фрау Кляйн выразилась бы исключительно по-французски: «Cuisse de numphe effrayee!» Что в переводе с этого образного языка означает «цвет бедра испуганной нимфы». На кой только ляд бедро покрыли маникюрным лаком?! В незабвенные времена Павла I таким-то вот бледно-розовым цветом с легким охристым оттенком красили подкладку военных мундиров. Надо знать, что ткань для офицеров и солдат была по качеству разной. И в солдатском варианте «колор» назывался «цветом ляжки испуганной Машки».

Чтобы Карен совсем не съехала с катушек от моих русских объяснений и пояснений, я кивнул ей с улыбкой, что-то пробормотал, а затем сказал, поднапрягши ум в поисках немецких существительных и не забыв ткнуть глагол на положенное второе место в предложении:

– Du gefällst mir! Du hast ein tolles Gespür für Farben und Stil!

Это означало следующее: «Ты нравишься мне! У тебя классное чувство цвета и стиля!»

Далее я благополучно избегал перламутровой темы автомобильного кузова. Фрау Кляйн взглянула на часики, ойкнула и заметила, что до выставки осталось меньше двух часов.

– Алекс, мы должны айн вениг торопиться: «Ангар» далеко, на окраине.

– Кайн проблем, майне либе! – И я устроился поудобнее в шикарной ее тачке.

Айн вениг торопиться?.. Только на широком и длинном сиденье я понял, с чем надо торопиться!..

Она захлопнула дверь. Ее глаза поплыли. Фрау властно притянула меня к себе и покрыла мое лицо, шею, руки жаркими поцелуями, повторяя,