бедностью. Нестираная одежда, пролитая сивуха, недоеденная еда, немытое тело, да еще кошачья и человеческая моча — вот запах бедности. Бедняк тоже наличествовал: лежал в каком-то тряпье на топчане и пускал слюни.

  - О, блин, - сказал Тынис. - С кем тут разговаривать?

  - Да, не туда попали, - согласился Тойво.

  - Что вам нужно? - раздался, вдруг, голос с сеней. Говорили на карельском языке.

  Посетители Комбеда повернулись на голос и увидели вполне прилично одетого человека, высокого, в пиджаке и картузе.

  - Ничего, - подбирая слова, ответил Тойво, замешкался и больше ничего подобрать не сумел.

  - Нам бабка нужна, - тоже, пытаясь говорить на местном языке, промямлил эстонец.

  - Финны, что ли? - спросил человек.

  - Ага, - они охотно закивали головами в ответ. - Красные финны.

  - Этот Председатель ничем не поможет, - махнул рукой в сторону тела на топчане незнакомец. - Я Павел Николаев, живу по соседству от этого вертепа. Он с Сум, ссыльный, хохол. Был беднейшим, теперь — вон, пьянейший. Какой день уже.

  Его речь была вполне понятна и финну, и эстонцу.

  - Зачем вам бабка? - спросил Павел.

  - Болеем мы, - сказал Тынис.

  - Головами болеем, - добавил Тойво.

  Самим говорить было сложнее, но Николаев тоже понимал все их лингвистические потуги. Дополняя друг друга, они поведали, что пришли с Петрозаводска, где работают при правительстве, что оба страдают бессонницами или кошмарами, головы болят, а жить дальше хочется. Врачи только руками разводят. Водицы с озера хотят испить, да какое-нибудь снадобье для лечения принять. Вот такие дела, дорогой товарищ Павел Николаев.

  - Ну, ладно, - согласился он. - Посоветую к одной дамочке обратиться. Вроде бы бабкой должна быть, но чертовски интересная особа. Не стара еще и очень ничего себе.

  Он вздохнул и махнул рукой: пошли, мол, отведу куда надо. А по дороге рассказал, что жить-то сейчас можно, вот только много народу, который мешает этой жизни.

  - Партейные, евреи-агитаторы, проверяющие и надзирающие — как насядут, так и продохнуть нельзя, - сказал Павел. - Делай так, а так не делай, бойся контрреволюции и тому подобное.

  - Не переживай, - криво усмехнулся Антикайнен. - То ли еще будет!

  Ну да, правнуки Николаева из Панисельги в полной мере смогут оценить «партейных, евреев-агитаторов, проверяющих и надзирающих» новой формации. Где государство — там и они, чем больше государство кричит о своем величии и избранности, тем они злее. Вот уж когда, действительно, продохнуть не дают.

  Павел рассказал, что рано овдовел, что сын родился, а жена в родах умерла. При этом, истекая кровью, еще успела сказать, чтобы из-под пола картошку убрали, а то от крови подпортится. Сын уже взрослый, Гражданскую войну прошел, в деревню Тулоксу ушел жить, где женился на такой же сироте, как и он сам.

  - А у меня новая жена, да злыдня какая-то стала. Ест поедом.

  Через двадцать три года жена отправит Павла Николаева в лес «собирать военные трофеи»: обувку с убитых финских солдат и красноармейцев, личные вещи, желательно из благородных металлов, да оружие повинтажнее. Тут-то и убьют моего (автора) прадеда, как мародера, и бросят в болото. То ли наши, то ли не наши, никто Павла Николаева не найдет — сгинет он бесследно.

  Бабка действительно оказалась не вполне бабкой — обычная женщина, на которую Павел смотрел с воодушевлением и вздыхал иногда украдкой.

  - Ты на зубы ей посмотри, - прошипел на ухо товарищу Тынис.

  Тойво не мог себе представить, как в рот местной колдунье заглянуть, а, главное — зачем? «Пасть открой, гражданка, зубы тебе пересчитаю». Но женщина сама заулыбалась, когда Николаев объяснил суть да дело с которыми явились ко двору. С зубами у нее было все в порядке — один к одному, белые и ровные.

  - Чего тебе ее зубы? - тоже прошипел Тойво.

  - Так в Карелии с порченными зубами колдовать уже не могут. Сила у них колдовская в зубах, - объяснил Тынис.

  - Ты, вероятно, позабыл, ради чего мы сюда пришли? - не разжимая губ, промычал Антикайнен. - Мы не головы лечить, мы следы здесь путаем.

  Павел жестом позвал эстонца в сторонку и что-то ему попытался втолковать. Тот пальцем поманил Тойво.

  - Чем расплачиваться будем? - спросил он.

  - Как — чем? - удивился Антикайнен. - Деньгами!

  Тынис, как наиболее продвинутый в вопросах с колдовством в глубинке Карелии, сокрушенно покивал головой. Он раздосадовался на самого себя: ведь знал, что чудотворцы денег не берут, потому что, считается, что дар от этого пропадает. Но и без платы никак нельзя, потому что за все надо платить - полагается так.

  Нельзя в некоторых случая, по карельским поверьям, говорить «спасибо». Например, в бане: тебе - «с легким паром», а ты в ответ - «дай господи тебе здоровья». С колдунам тоже нельзя «спасибо» отделаться, а надо пироги, сахар, заварку чая, конфеты оставлять. Иногда — рыбу или мясо. Рыбу — сига, либо лохи (красную). Мясо — лосятину, кабанину или медвежатину — лесное мясо, дикое. Только несоленое все. Соль давать нельзя, потому что соль колдуны, как правило, сами заговаривают.

  Тынис сладости не любил, поэтому в его походном наборе был только хлеб, кофе, сало и лук с несколькими вываренными картофелинами. Ну, и водки бутылка на всякий пожарный случай. На счастье, у Тойво с собой была припасена головка сахару, банка сгущенного молока и кулечек монпансье — леденцов. Без пирогов, или драгоценной белой булки этого было явно маловато, но ничего другого уже не придумаешь.

  - Ну, давайте чай пить, - сказала колдунья.

  И заварки-то у них не было! Тойво привык по финским обычаям пить только кофе, а Тынис тем же самым кофе, круто заваренным, вправлял себе мозги, если они по причине похмелья или чего другого не могли думать и соображать.

  Антикайнен выставил весь свой сладкий полевой набор и сконфузился: на большом столе, старательно добела выскобленном, он смотрелся очень несолидно. Павел Николаев почесал в затылке и усмехнулся: городские — чего тут поделать, да, к тому же финские городские.

  - Тяжело в Петрозаводске с продуктами? - спросил он на всякий случай.

  - Нелегко, - согласился Тойво. - Если бы не паек служащего, просто зубы на полку.

  Про зубы у него вырвалось нечаянно, но колдунья никак не отреагировала, продолжая улыбаться.

  - Итак, вам троим помощь нужна? - спросила она.

  - Им двоим, - поправил ее Павел,