– Я их знаю, один – районный прокурор, Евсеев, другие – из прокуратуры, вероятно, следователи. Посмотрим, удастся ли им найти убийцу Ирины. Господи, на нас прямо-таки охота началась! Может, следует послушать тебя и на самом деле куда-нибудь исчезнуть из города? В Турцию, например, поехать. Там сейчас начинается мертвый сезон, но так же красиво и тепло, только намного спокойнее. Адам, что с тобой, на тебе лица нет!

Все понимала умом, все, но в тишине квартиры ей продолжали мерещиться звуки отпираемых замков. Уже новых замков, ключи от которых находились теперь только у нее самой и больше ни у кого!

Она никак не могла понять, как такое могло случиться, что кто-то напоил ее снотворным, открыл дверь ее же ключами, вошел в квартиру, спальню, забрался в грязной одежде на постель, сорвал с нее пижамные штаны и изнасиловал ее!

Какой-нибудь слесарь-сантехник, догадавшийся, что в квартире Лидии Александровны в прихожей на стене висят ключи именно от ее квартиры? Может, когда-то давно у нее и был дома слесарь, возможно, ремонтировал кран или трубы, но только она об этом не помнила. Был, увидел ее, понял, что она живет одна и что при определенных обстоятельствах ею можно воспользоваться, как вещью. Но каким образом ему удалось ее усыпить? Может, он был здесь не один раз, а много… В ее отсутствие? Она уходит на работу, а он, воспользовавшись украденными у Лиды ключами, заходит в ее квартиру, расхаживает по ней с хозяйским видом, открывает шкафы, холодильник, может, даже ест ее еду, лежит на ее постели и мечтает о том, как он придет к ней ночью… Если все было так, то, конечно, кто мог помешать ему, этому мерзкому слесарю, подсыпать снотворное?

Звонок Лизы нисколько ее не успокоил. Напротив, от нее она узнала, что снотворное было подсыпано в кефир. И все это произошло не в каком-нибудь общественном месте вроде ресторана, кафе или на работе, а дома! То есть снотворное в ее кефир насыпал тот, кто знал ее привычку на ночь выпивать этот самый кефир, а значит, это не может быть слесарь. Ну, откуда слесарь может знать такие подробности ее домашней жизни? Кто об этом знает?

Лидия Александровна знает, Катя знает, ну, может, кто-нибудь еще с работы знает, мало ли о чем они разговаривают, сидя за своими компьютерами и изнывая от скуки. Уж о болезнях точно говорили. И о гастрите тоже. Может, она и сказала, что после того, как стала регулярно пить кефир, гастрит как будто бы прошел. Правда, она лукавила, когда говорила об этом, потому что, помимо кефира, она на ночь принимает капсулы с маслом тыквенных семян. Возможно, это именно они, а не кефир спасли ее от болей в желудке. Капсулы закончились на прошлой неделе. Кто знает, может, это масло затормозило бы действие снотворного, и она бы не спала так крепко… Хотя, с другой стороны, если бы она не спала крепко и проснулась бы в то время, как ее насиловал этот изверг, кто знает, как бы он повел себя, увидев, что она не спит. Может, испугался бы, что она его узнает, и принялся бы ее душить?! В этом случае получается, что это даже хорошо, что она спала так крепко… Но и здесь тоже есть свой вариант риска. Тот, кто подсыпал ей снотворное, достаточно ли он разбирался в этих порошках, не могло ли случиться такое, что он переборщил с дозой и она оказалась бы смертельной? Другими словами, она вдруг поняла, что она могла просто-напросто не проснуться!

Ее заколотило. Даже зубы застучали, а челюсти сводило судорогой страха. Все, так дальше нельзя, надо что-то делать, как-то выкарабкиваться из этого кошмара, искать способы избавления от этого наваждения. Что там Лиза говорила о белых простынях? Странный способ повысить настроение, но она знает, что говорит… Хотя, у нее, Ольги, мебель, укрытая белыми простынями, ассоциируется скорее с пустынным домом, который покинули хозяева. Люди, уезжая куда-нибудь на долгое время, укутывают диваны и кресла белыми саванами – от пыли. Еще простынями или просто тканями закрывают зеркала, когда в доме покойник.

Но Лиза… Лиза знает. Ей можно доверять.

Оля сначала подошла к окну, словно для того, чтобы лишний раз убедиться в том, что на улице осень, дождь и что весь этот осенний кошмар ей не приснился. Увидела серую мглу за окном и отпрянула, словно ее окатили холодной водой. Кинулась к шкафу и принялась вытаскивать белье – на кровать полетели белые простыни, пододеяльники… Затем, вспомнив что-то важное, она бросилась к компьютеру и дрожащими пальцами принялась двигать мышкой в поисках музыкальных файлов. И через несколько минут унылая квартира преобразилась, стала светлее, и воздух вокруг наполнился солнечными и какими-то теплыми звуками вальса Штрауса… Нервно пританцовывая, Ольга принялась накрывать все поверхности своей квартиры белыми простынями. Затем, подумав, что она сошла с ума, подчиняясь мысленно все той же Лизе, которой она верила безоглядно и на помощь которой надеялась всей душой, извлекла из холодильника лимоны, апельсины, сколько было, и разложила повсюду. Белое, желтое, оранжевое… Ну, точно сошла с ума.

Она не сразу услышала телефонный звонок. Лиза. Господи, как хорошо, что она есть и что она думает о ней.

Лиза попросила ее предупредить Лидию Александровну о своем визите. Все-таки они тоже допускают мысль о том, что кто-то мог воспользоваться теми ключами, что она оставляла соседке. И этот кто-то знает Наполову и Ольгу. Какой-то общий знакомый. Или общий незнакомый…

Общий знакомый. Где-то в глубине души, среди кошмара и хаоса чувств, затеплилось какое-то новое, которое она разумом пока еще не могла уловить, понять. Беспорядочные обрывки видений, ассоциаций, картинок пережитого, комок в горле, тихое убаюкивающее что-то, что приносит радость и покой… Что это? Кто?

И словно в ответ на ее вопрос, внутри ее возникла картинка: серый неуютный кабинет, стол, заваленный бумагами, пепельница, полная окурков, стаканчик для ручек, зеленые шторы на окнах. «Вы, Оля, главное, не волнуйтесь…»

Как он хорошо с ней разговаривал, этот следователь Мирошкин. Сергей Михайлович. Спокойный, с добрым лицом. Совсем молодой, но опытный. Это читалось в его взгляде, в манере поведения, в том, как он задавал вопросы. К тому же он был хорошим знакомым Лизы и Глаши, а это уже заставляло Ольгу воспринимать его как человека не простого, относиться к нему как к доверенному лицу. Возможно, не знай она, что он друг Лизы, может, она воспринимала бы его иначе, да и разговор получился бы не таким откровенным. И, что самое важное, в присутствии этого Мирошкина она не чувствовала себя такой униженной, как если бы ее допрашивал кто-то другой.

Он, как врач, подумала она, которому можно рассказать все. Жаль, что они встретились в его сером казенном кабинете, да еще и при таких ужасных обстоятельствах. Быть может, повстречай она его где-нибудь в более нейтральной обстановке, а еще лучше – у Глаши дома, почему нет? – вот тогда бы взглянула на него совершенно другими глазами. Как женщина.

Сейчас же об этом невозможно было и думать. Да, она жертва, ее изнасиловали, и она как бы ни в чем не виновата, но для мужчины, даже для родного мужа, этот факт навсегда останется свидетельством унижения, осквернения, при каких бы условиях это ни произошло. В этом Ольга была убеждена твердо. А потому Сергей Мирошкин навсегда останется для нее лишь хорошим следователем или, в зависимости от того, как все пойдет дальше, другом. Не больше.