– Ну ничего себе! – раздалось сверху потрясенное. – Лавренкова, неужели ты?

– Катя, – с трудом выдохнула Маринка и по-идиотски улыбнулась.

Булатова стояла на краю траншеи, словно на пьедестале. Она сейчас очень походила на памятник – неподвижной монументальностью, четким силуэтом на фоне темнеющего неба и взглядом свысока. Памятник освободителю и спасителю. Впрочем, не слишком торопливому.

– И долго ты там планируешь сидеть? – невинно поинтересовалась Катя вместо того, чтобы поспешно прийти на помощь.

Марина провела рукой под носом, засопела.

– Я бы давно вылезла, но не получается.

– Надо же! – коротко проговорила Катя, не сводя с Лавренковой взгляда.

Марина точно не разобрала, но вроде бы насмешливого. И даже презрительного. И даже, даже, даже… злорадного.

Неужели пройдет мимо? Бросит Маринку в канаве, прекрасно зная, что самой ей никогда не выбраться.

– Ну ты, Лавренкова, даешь! Как тебя только угораздило?

Сказала и ушла.

У Марины сердце упало, правда, – ухнуло куда-то в желудок, чтобы перевариться и ничего не чувствовать. И коленки ослабели.

Что ей теперь оставалось? Только усесться в лужу и – нет, не закричать, завыть по-волчьи. Губы сами в трубочку сложились.

– На! Держи! – скатилось сверху.

Катя сидела на корточках на краю канавы и протягивала Лавренковой деревянную лесенку. Совсем короткую, в три ступеньки. Но чтобы выбраться из траншеи, хватит.

– Где ты ее взяла? – удивилась Марина.

– Для тебя это сейчас самое важное? – съехидничала Катя, но потом все-таки объяснила: – Да она тут рядом стояла, у строительного вагончика, чтобы удобней было в него залезать.

Марина взяла лестницу, плотно прижала ее к земляной стене, поднялась по ступенькам.

Внезапно у самого лавренковского носа возникла ладонь, изящная такая и чистенькая.

– Хватайся!

Марина послушно схватилась.

Помимо прочего, ладонь оказалась крепкой и сильной.

Все-таки хорошо, что уже стемнело. Грязь на Марине была не так заметна. А в том, что ее много, сомневаться не приходилось.

Катя критически поджала губы:

– Ну и как ты теперь?

– Доберусь как-нибудь, – неуверенно предположила Марина.

До дома топать целую автобусную остановку. Но выбора-то нет.

– Знаешь, – вздохнула Катя, – я тут совсем рядом живу. Пойдем ко мне. – И, не дожидаясь Марининого ответа, зашагала вперед.

Лавренкова поплелась следом.

Идти действительно пришлось недалеко. Марина с облегчением ввалилась в подъезд. Тут хоть тепло.

Сразу возникло желание припасть к батарее, торчащей прямо за входными дверями, и больше не двигаться с места. Заодно и глина высохнет, и можно будет пластами сковырнуть ее с одежды.

Но Катя не остановилась.

Марина пересилила себя и двинулась вверх по лестнице. Пока Катя отпирала свою квартиру, распахнулась соседняя дверь, и в проеме появилась невысокая, грузная пожилая женщина.

– Ой, Катюша, как хорошо, что я тебя услышала.

– Здрасьте, тетя Люся, – Катя обернулась на голос. – У вас что-то случилось?

– Да не случилось, – махнула рукой соседка. – Только… ты с Тяпочкой не погуляешь?

Услышав свое имя, из глубины прихожей выбежала маленькая лохматая собачонка, увидела Катю и радостно завиляла хвостом.

– У меня опять давление, ноги не держат. Еле до дверей дошла. Дочка-то вернется поздно, а Тяпе на улицу надо.

Катя наклонилась, потрепала собачонку между ушей:

– Конечно, погуляю. Сейчас, только домой загляну. – Тут она вспомнила про Марину, которая изо всех сил пыталась слиться со стеной подъезда. – Или Сашку отправлю. Подождите пять минут.

Соседка согласно закивала:

– Я дверь-то запирать не буду. Пройдешь сразу, без звонка.

– Ага! – тоже кивнула ей в ответ Катя и вошла в квартиру.

Марина просочилась за ней.

Прихожая у Булатовых просторная и аккуратно прибранная. А после Марининых ботинок оставались мокрые черные следы, поэтому Лавренкова смущенно замерла у дверей.

– Ты чего стоишь? – недоуменно поинтересовалась Катя. – Снимай свои… – вид Марининой обу ви произвел на Булатову неизгладимое впечатление, – и проходи. Ванная вон там. – Катя указала рукой на нужную дверь. – Там есть стиральная машина, засовывай сразу в нее все свое барахло.

Лавренкова принялась расшнуровывать ботинки, стараясь как можно меньше прикасаться к облепленным глиной, истекающим мутной водой шнуркам.

– Да я и дома могу постирать.

– Ну да! – усмехнулась Катя. – Давай, таскай свою грязь туда-сюда.

Кое-как совладав с обувью, Марина осознала, что носки тоже лучше снять, потому что следы от них будут не менее яркие.

– И ботинки с собой захвати, – наставительно проговорила Катя. – Сразу и помоешь.

«Прямо как с маленькой», – немного обиделась Марина.

Но потом увидела себя в большом зеркале… Да-а-а! Умной ее сейчас точно никто не посчитает.

– А я сейчас чистое что-нибудь принесу.

Катя распахнула одну из дверей, выходящих в прихожую, и Марина увидела большой письменный стол и двух сидящих за ним мальчишек. При виде Марины глаза мальчишек стали медленно, но неуклонно вылезать из орбит, а рты открылись в немом вопросе.

– Сашка! Бегом чайник ставить! – скомандовала Катя, но тут же передумала: – Или нет. Сходите лучше с Тяпой погуляйте. Тетя Люся просила.

Мальчишки зашевелились, вылезли из-за стола.

– И скажите, вы вообще ели? – продолжала обрабатывать их Катя.

– Не успели еще, – ответил один.

Марина попыталась вспомнить: это вроде Сашка, а второго, кажется, Борей зовут.

– Мы как пришли, сразу за уроки сели, – добавил предполагаемый Боря.

– Ага, – поддакнул Сашка с самым ответственным выражением на лице.

– Да неужели! – торжественно воскликнула Катя и тут же резко сменила тон: – Ладно врать-то. Опять на планшете играли, пока дома никого.

Что ответили на суровое обвинение мальчишки, Марина уже не слышала – заперлась в ванной и включила воду.

Пока отскребала от грязи ботинки, загружала стиральную машину, стояла под душем – думала, думала, думала. Та ли это Катя Булатова, с которой они сидят в школе за одной партой?

Внешне – однозначно та. Не только неулыбчивым лицом и фигурой, но и привычными высокомерностью, скрытностью, резкостью, приказными, насмешливыми интонациями.