– Тогда неудивительно, почему вы с ним так носитесь. Прощаете ему все на свете… Может, и убийство простите?

– Он никого не убивал! – выкрикнул граф, все-таки выведенный из себя неверием Максимова. – Зачем ему понадобилось обескровливать труп? У него нет моей болезни.

– Да, это ставит в тупик, – призналась Анита. – В среднем в человеке чуть больше галлона крови. Это же сколько потребуется времени, чтобы всю ее слить через маленькие надрезы?

– Не менее часа, – ответил граф.

– У вашего Квазимодо была бездна времени! – упорствовал Максимов. – Целая ночь. Он будто бы увез египтянина в деревню, а на самом деле никуда не ездил. Тюкнул его чем-нибудь по голове, оглушил, а после перетащил к себе в каморку или в тот же подвал и там выцедил из него всю кровь. Раз он подрабатывал у вас ассистентом при медицинских опытах, стало быть, имел доступ к нужным инструментам.

– Но зачем ему это понадобилось? И что он сделал с галлоном крови?!

Максимов не мог ответить на эти вопросы. Язык чесался сказать графу об услышанном от трактирщика рассказе про мавра, найденного деревенскими мужиками в таком же обескровленном виде. Получалось, что египтянин стал не первой жертвой Йонуца. Но графу не следовало знать, что Максимов тайным способом выбирался за пределы замка.

Выбежали на улицу. Порыв ветра мигом задул свечу, и мрак, всесильный, всеобъемлющий, опрокинулся на людей, ослепил и как будто парализовал их. Они остановились. Сразу расхотелось куда-то бежать и кого-то искать. Да и как найдешь в такой темени? А тут еще и стужа заползла под легкие одежды, ледяным языком прошлась по коже.

– Горе тому, кто пустится в путь в такую пору, – глухо промолвил граф Ингерас. – В нынешнем году зима аномальная, я не слышал, чтобы в этих краях выпадало столько снега.

Помолчали. Выла метель, да стучали зубы Вероники – других звуков не было.

– Алекс, посмотри, на месте ли лошади! – сообразила Анита.

Максимов кинулся к конюшне. Снег залеплял глаза, у дверей уже намело приличные сугробы, но он сумел отворить скрипучие створки. Кое-как разглядел в потемках жующих сено меланхоличных животных.

– На месте!

– Неужели он ушел пешком? В такой круговерти да без света следов не разглядеть…

– Он, может быть, прячется в замке…

– Господа, – вмешался граф, – вернемся в тепло. Недоставало нам еще подхватить простуду. Особенно madame с ее неокрепшим здоровьем…

Максимов обнял Аниту и увел в замок. Промерзшая до костей Вероника, презрев все страхи, умчалась наверх, чтобы подбросить дров в камин и поскорее отогреться. Остальные задержались в нижнем зале.

– Сегодня мы уже ничего не в состоянии предпринять, – сказал граф, вновь становясь самим собой – властным и убедительным хозяином замка. – Дождемся утра. Станет светлее, метель прекратится, тогда и возобновим наши поиски.

Возразить ему было нечего. Анита сухо пожелала его сиятельству спокойной ночи, Максимов промолчал. Они разошлись по своим комнатам, и в замке наступило безмолвие, нарушаемое лишь завываниями вьюги, доносившимися снаружи.

Максимов не страдал излишней нервозностью и после насыщенного дня уснул моментально. Издерганную Веронику тоже сморило, Анита же проворочалась без сна до самого утра. Едва в окне забрезжила заря, она встала, никого не будя, тихонько оделась и вышла из комнаты. Ей не терпелось повидаться с графом, расспросить поподробнее о Йонуце и других обитателях замка. Теперь, когда главная его тайна была раскрыта, ему не имело резона запираться.

Хотя на улице рассвело, снаружи в коридоры и залы замка не проникал ни единый луч света, а светильники, выставленные с вечера, давно прогорели. Поэтому Анита запаслась свечой и, выйдя из комнаты, зажгла ее. Прислушиваясь к тишине, дошла до лестницы, ведущей в башню графа, стала подниматься по ней и вдруг остановилась.

Сверху звучали голоса. Анита затаилась и на всякий случай погасила свечу. Стало очень темно, но в сгустившейся мгле, как она замечала уже не раз, звуки стали еще отчетливее. Один из голосов принадлежал графу, а другой – какой-то женщине. Анита, как могла, напрягала слух, но это было бесполезно – доносившиеся до нее слова оказались совершенно неразборчивыми. Собеседники разговаривали на неизвестном ей языке. Было в нем что-то мяукающее. Женщина говорила с надрывом, взахлеб, о чем-то умоляла, и ее речь то и дело прерывалась короткими всхлипываниями. Граф отвечал строго, но, судя по тону, не ругал, а скорее увещевал.

Разговор затягивался, Анита, не рассчитывавшая долго стоять на стылой лестнице, почувствовала, что замерзает. Она уже собиралась вернуться к себе, чтобы подождать, пока граф останется один, но уж больно хотелось узнать, с кем это он там секретничает.

Ситуация разрешилась сама собой. От сквозняка, гулявшего в башне, Анита закашлялась, чем выдала свое присутствие. Наверху тотчас прервали многословный диалог, граф отрывисто произнес что-то, по интонации похожее на приказ, затем со стороны его собеседницы последовал еще один короткий всхлип, в котором угадывалась скорбь и вместе с тем покорность. По ступенькам застучали мелкие шажки. Анита метнулась было назад, чтобы укрыться под лестницей, но устыдилась своего порыва. С какой стати прятаться? Ее совесть чиста. Если и подслушала беседу, то вышло это случайно, к тому же все равно ничего не поняла из сказанного. Ну и самое главное – из-под лестницы сложно будет разглядеть, кто же это уходит от графа.

Анита осталась на месте, лишь отступила к стене, чтобы пропустить спускающуюся женщину. А та уже показалась на ступенях. Она шла быстро, в руке держала некое подобие светца со вставленной в него лучиной. Свет это приспособление давало ничтожный, но его хватило, чтобы разглядеть бледное лицо и голову, закутанную платком. Тришна! Индианка из Калькутты, для которой вода так же опасна, как царская водка. Среди всех обитателей замка она была самой нелюдимой. Анита видела ее мельком и ни разу, до сегодняшнего дня, не слышала ее голоса.

Она же из Индии, значит, говорила с графом на хинди или каком-то другом индостанском наречии. В восточных языках Анита была не сильна. А граф Ингерас, видать, тот еще полиглот.

Тришна не шла, а буквально сыпалась по ступенькам, дробно перебирая тонкими, как хворостинки, ножками. Она была совсем молоденькая, но в эту минуту на ее лбу и щеках лежали такие глубокие морщины, что можно было смело накинуть ей пару десятков лет. В свободной руке она держала батистовый платочек и тщательно вытирала им глаза, на которых выступала влага. Эмоции эмоциями, а быть обожженной собственными слезами – удовольствие невеликое.

– Доброе утро, – учтиво поздоровалась Анита.

Заметив ее, азиатка вся вскинулась, точно увидела привидение. Но почти сразу взяла себя в руки, придала лицу надменное выражение и гордо прошествовала мимо, не ответив на приветствие даже кивком. Анита проводила ее взглядом. Тоже мне индийская принцесса!

Сверху послышался хлопок – это граф Ингерас закрыл дверь кабинета. Анита позабыла про чванливую индианку и продолжила путь. Она боялась, что граф запрется у себя и откажется от разговора. Однако после вчерашних откровений его сиятельство словно подменили. Когда Анита постучалась и назвала свое имя, он без промедления отворил дверь и впустил посетительницу в кабинет. На нем не было ни перчаток, ни шарфа, всем своим видом и поведением он показывал, что таиться ему больше незачем.