Заключенные решили, что начальство их совсем за людей не считает, раз поместили к ним этого нечеловека. И недавно в колонии случился бунт. Два десятка заключенных в знак протеста против невыносимых условий содержания решили наложить на себя руки. Слава богу, не у всех это получилось, шестеро умерли, спаси их Матерь Божья, а остальные покалечились. В том числе и брат Романы Славко. Теперь они в тюремном лазарете. Но что с ними будет, выживут ли? Жив ли все еще ее родной Славко? Романа не знает, потому что свидания отменены, передачи не берут, тюрьма на осадном положении. Она ничего не знает, не понимает и боится, что брата уже нет на свете…

Лученко слушала, сочувственно кивая головой. Да, ситуация… Она сказала, что Романа должна верить. Прежде всего — верить.

— Я не люблю, — сказала Лученко, — слов «обязаны», «должны». Но в этом случае вы именно обязаны верить и должны ждать. И твердо знать, что он жив, что вы ему нужны. Безо всяких оснований и доказательств, именно так…

Она помолчала, не решаясь продолжить. Стоит ли демонстрировать расстроенной Романе «фокусы»? Так Вера называла специальную демонстрацию своих необычных способностей. Когда нужно было людям напомнить, что они живут в неоднозначном, не расписанном на твердые законы мире. Что все возможно. Что и чудеса случаются, каждый способен на чудеса, только у каждого они свои. Всех нас природа снабдила избыточным запасом возможностей для выживания. Правда, не сообщила, какими именно. Вот они и проявляются в ком-то так или иначе, напоминая чудо. Один чувствителен к электрическим полям, а ему кажется, что он видит свечение вокруг голов. Другая предчувствует катастрофы. Третий не может есть какую-то пищу, для всех она нормальная, а для него — несвежая, пролежала на час дольше положенного. Четвертая чует запахи за километры, любая охотничья собака позавидует…

—Романа, — сказала Вера, пристально глядя на нее. — У вас есть фотография брата?

—А як же! Вот. — Молодая женщина достала из передника портмоне, показала фото, где она была запечатлена с молодым парнем, таким же черноволосым, розовощеким и очень похожим на свою сестру.

Вера еще мгновение колебалась. Станет ли прислуга держать язык за зубами? По гостинице слухи разлетятся мгновенно. И начнутся сумасшедшие дни и бессонные ночи…

Она строго посмотрела на горничную.

—Поклянитесь и перекреститесь, что никому не расскажете того, что сейчас произойдет.

Романа вздрогнула. Глаза незнакомки, еще недавно светившиеся добротой, стали точно два замерзших озера. Но она, уже немного успокоенная разговором и напутствием верить, чувствовала силу этой женщины и хотела ей подчиниться.

—Клянусь! — сказала она и поцеловала свой нательный крестик. Губы ее задрожали.

—Так вот. Я могу по фотографии определить, жив ваш брат или нет.

Вера внимательно посмотрела на фотографию Ярослава… секунду подождала… Да. Уже и так ясно, но она сделала дополнительное уточнение: протянула ладонь к снимку и подержала над ним. Так девушка сильнее поверит.

Лученко посмотрела в темно-шоколадные глаза Романы своими — светлыми, оттаявшими, серыми — и улыбнулась.

— Ваш Славко жив. С ним все в порядке. Но если об этом узнает хоть одна живая душа…

—Боже збав! — Возбужденная Романа прижала к открытому рту край передника и выбежала из номера.

Вера долго не решалась ложиться, пыталась не думать ни о чем, смотрела в окно, на синие снежные сумерки, теплые огни города посреди зимнего ультрамарина. Наконец легла. Ей приснилась Эльза, сумочная презентация, девочки-модельки, словно выпускницы элитного интерната в одинаковых коротких черных платьицах… Только все сумки были одинаковы — сумка-книга. Та самая, которую Вера вычислила спрятанной у Мирки — на. И возле каждой сумки стояли одинаковые красотки. Потом они слились в одну сумку и одну красотку. Ухоженная, с сытым белым телом и гладкой кожей, она казалась жительницей другого мира. Стоп… Кому казалась? Ведь Вера и сама жительница этого мира…

И тогда Вера во сне увидела его, человека с капюшоном. И обреченно застонала.

Зачем он наблюдает за женой этого всесильного воротилы? Почему его так привлекает это сочетание — книга и женщина? Ведь он уверен, что такая книг не читает. Что ей книга с непонятными буковками? Такой бабе только глянцевые журналы с картинками листать, а не книги. Книги ей ни к чему. И она книгам не нужна. Эта мысль защелкнулась в его мозгу, как дверной замок в комнате ужасов.

Это ничего, что охраняют ее получше, чем итальянскую мафию. Возят в белом лимузине, как какую-то знаменитость. Он способен следить долго, весь вечер. Он может не пить и не есть, как хищный зверь. Он дождется, поняла Вера, но ничего не могла поделать — она, как зритель в кино, могла лишь смотреть. И даже пошевелиться была не в силах.

Вот он и дождался. Она входит в солярий. Его удивило, что есть желающие загорать среди зимы. Его разозлило, что и в бьюги-салон она тоже пришла с той самой книгой под мышкой. Ну что ж, сама виновата.

— В чем виновата?! — молча кричит Вера…

Она видит происходящее с нескольких точек. Охранники разделились: один остался в машине, другой встал снаружи у входа в солярий, третий расположился внутри. Сел на диванчик, взял журнал и принялся листать.

Он вошел через служебный вход. Не замеченный никем, проник в небольшую комнату, где загорала обнаженная «королева бумаги». Открыл бокс, наклонился над ней и…

Вера хотела зажмуриться во сне. Но не смогла.

А картинка приблизилась, будто нарочно.

Только ничего нельзя понять.

Вот он, как вампир, молниеносно наклонился над жертвой.

Клац!.. Кровь залила пластиковую поверхность.

Теперь надо положить на жертву книгу.

Но что это? Что за издевательство?! Ведь это не книга, а сумка! Женская сумочка…

Он растерялся. В бешенстве отшвырнул сумку-книгу. Включил солярий на полную мощность. И исчез.

А Вера растворилась в молочном тумане, словно кто- то милосердный облил ее целебным парным молоком. Высохли слезы, расслабилось тело, разгладилась память. Послышалась далекая музыка и щелчки метронома. Цок-цок-цок-цок. На четыре счета.

Вера начала просыпаться, гадать, что бы это могло быть.

Цок-цок-цок-цок!.. Ритмично и звонко кто-то заколачивал гвозди. Гулкий звук поднимался, словно со дна колодца. Окончательное пробуждение все не наступало, полудрема навевала догадки. Городские башенные часы? Странный у них бой… Нет, пожалуй, это моют посуду в ресторане на первом этаже. Просыпающееся любопытное сознание уже включало всевидение. Окна просторного номера выходят во двор гостиницы. Там густой молочный туман, а внизу, по кругу двора, служитель водит в тумане белую лошадь. Может, именно здесь Норштейн задумал свой гениальный мультфильм «Ежик в тумане»? Она тоже возникала там, белая — из белого… Цирковая ли это лошадь, или та, Норштейновская? Ее забыли, и она ходит кругами, ищет ежика…