на скорость процесса. Только когда захлебывавшаяся жертва вырыгнула на руку Ламберта яркую, алую кровь, медленно вытер тыльную сторону ладони о белую и почти чистую, льняную рубаху жертвы, после чего продолжил резать. С этого момента викинги стали считать бывшего графа своим в доску парнем, как бы временно заменив им меня.

Большую часть армии расположили на холмах выше по течению Луары, куда горожане каждый день доставляли провиант и сидр. Вино здесь – та еще кислятина, поэтому не пользуется спросом. В придачу каждый день к нам приплывали на лодках крестьяне из ближних деревень и рыбаки с побережья океана, привозя на продажу всяческую снедь, в том числе морскую рыбу, устриц и гребешков. Сейчас моллюски –пища бедняков, у которых не хватает денег на рыбу, но имеют время прогуляться по берегу океана во время отлива.

Самые вкусные гребешки я ел в двадцать первом веке в испанской Галисии, где их запекали в духовке вместе со сливочным маслом, хамоном и специями, посыпав все это панировочными сухарями и полив белым вином. Во Франции тоже был похожий рецепт, но мне понравились меньше. Кстати, в обеих странах это блюдо считалось рождественским. В девятом веке гребешки и устрицы запекают на костре или варят. Сырыми их едят только лентяи, а не гурманы, как в будущем. У меня было, кому приказать, чтобы приготовили моллюсков, потому что жил в доме состоятельного торговца сидром, и его жена из кожи вон лезла, чтобы угодить викингу, но снобизм дал знать, и я проглотил несколько устриц и моллюсков сырыми, чем убедил и хозяев дома, и воинов-бриттов, что я точно их соплеменник, хитро замаскировавшийся под викинга.

Бритты намного чистоплотнее франков и скандинавов, не говоря уже о саксах. Видимо, слишком заметная разница в вопросах чистоплотности и заставила бриттов удрать с острова, названного в честь них, на материк. Дома у всех ухоженные, улицы чистые, что в городах, что в деревнях. Все одеты опрятно, даже сумасшедшие – куда без них?! Побирушек видел только возле церквей. Так будет и в двадцать первом веке. Обоссаные стены домов – визитка французов – в Бретани попадались мне только возле туристических троп.

В окрестностях Нанта мы пробыли почти месяц. Как догадываюсь, ждали возвращения шпионов, посланных узнать, где сейчас правитель Западно-франкского королевства. Все это время нас содержали горожане и крестьяне из ближних деревень, причем последние не по своей воле. Приезжали викинги и забирали, что хотели. Сопротивляться никто не отваживался. Единственное, что нам рекомендовали не делать, это не переправляться на левый берег Луары. Там было королевство Аквитания. Карл Лысый три года назад объявил себя ее королем, но предыдущий правитель Пепин Второй никак не хотел с этим согласиться, мутил народ. В прошлом году это закончилось тем, что армия франков захватила Тулузу, ограбила и перебила большую часть горожан мужского пола, а женщин продали в рабство. Враг твоего врага – твой союзник, поэтому бритты не нападали на аквитанцев, которые уже не считали себя франками. Оказалось, что Карл Лысый опять отправилась туда со своей армией. Когда весть об этом добралась до Нанта, на совет собрались старшие командиры. Я тоже присутствовал, но, скорее, как переводчик. Больше времени заняло распитие сидра, чем выработка стратегии войны с франками. Эриспоэ предложил повторить прошлогодний подвиг, прометнувшись знакомым маршрутом – ограбить графство Мэн и попробовать захватить его столицу. Бриттам, как догадываюсь, не хотелось далеко и надолго уезжать от родных мест. Его поддержал Ламберт, который не скрывал, что мечтает стать там графом. Викингам было без разницы, где и кого грабить, поэтому решение было принято быстро и единогласно.

19

Мы вторглись в графство Мэн и начали грабить, двигаясь в сторону столицы. Как раз поспел урожай зерновых, и там, где крестьяне не успели скосить, бритты считали своим долгом пасти лошадей, чему последние были безумно рады. Город, ставший столицей графства, римляне называли Ценоманорум в честь проживавшего в тех краях кельтского племени ценомэнов. Постепенно название сократилось до Ла-Мен. Сейчас графом был Гозберт, младший брат предыдущего, умершего до того, как его сын Роргон достиг совершеннолетия. Дядя был как бы регентом при племяннике, но, несмотря на то, что последний уже давно стал взрослым, с титулом расставаться не спешил.

Гозберт, видимо, узнал, что на этот раз отсидеться в крепости, как в прошлом году, будет трудно, потому что с бриттами отряд викингов, и решил договориться. Он был толстым, щекастым и улыбчивым, производил впечатление человека дружелюбного, что в нынешних условиях было синонимом слова легкомысленный. Только вот такой в нынешних условиях долго бы не прожил, тем более, графом. В наш лагерь он прибыл с отрядом в три десятка всадников, лишь половина которых имела кольчугу и железный шлем, а остальные что-то одно или вовсе ничего из этого. На самом графе кольчуга была добротная, из бронзовых колец, надраенных так, что блестела на солнце и казалась золотой. Шлем, натянутый на уши, был куполообразный цельнометаллический с единственной приваренной деталью – широким и длинным, до рта, наносником. Щеки выпирали из-под шлема, походя на тесто, выползшее из квашни. Говорил он, как бы переплевывая слова через толстую нижнюю губу. О чем он часа два перетирал с Эриспоэ, Ламбертом и Рериком Священником, что пообещал, не знаю, но на следующий день мы двинули в сторону графства Анжу, где нас и догнало известие, что Карл Лысый ускоренным маршем следует в сторону Бретани.

Судя по тому, каким количеством идей начал фонтанировать предводитель бретонцев, он сильно испугался, хотя тщательно скрывал это. В случае поражения Эриспоэ мог, подобно своему союзнику Ламберту, потерять герцогство, навсегда выпав из категории очень знатных людей. Его потомкам пришлось бы начинать сначала, с обычного тяжелого конника, если имеют кольчугу и шлем, а если нет, то легкого, то есть с несвободного человека. Для многих знатных лучше было пасть в бою. Тогда король мог смилостивиться над детьми погибшего мятежника и оставить им феод. Ламберту терять было уже нечего, а смерть в бою являлась не самым плохим выходом из ситуации, в которой он оказался, поэтому страха в нем я не разглядел. Как и в Рёрике Священнике, который был искренне уверен, что в Валгалле ему будет лучше. Они совместно приняли решение отступить на территорию Бретани, чтобы, так сказать, родная земля помогала.

Остановились мы на дороге, соединяющей Ренн и Нант, примерно на середине пути между ними, в небольшой деревушке Женглан, расположенной на невысоком холме в окружении скошенных полей.