осветил вопрос о древнем мифе об Атлантиде с объективных точек зрения, географической, геологической, антропологической, этнографической. Из приводимых докладчиком доказательств, отчасти косвенных, могущих быть подвергнутыми критике, отчасти же более обоснованных с точки зрения науки, он приходил к заключению, что этот миф, указания на который имеются и в памятниках древней письменности, в священном писании, у авторов греческих, римских и др., имеет под собой более или менее твердую почву достоверности»[135].

Лекция Барченко затянулась допоздна, и потому собравшиеся пригласили докладчика «пожаловать в день следующего собрания, когда могли бы состояться прения по докладу». А несколько месяцев спустя (17 апреля) Барченко выступил перед мироведами с новым докладом «Антропогения мистических теорий», в котором «осветил вопрос об этих теориях, мифах, структуре религий, происхождении их с точки зрения древней и современной науки»[136]. Это выступление Барченко, по отзыву известий РОЛМ, тоже затянулось до полуночи, «вызвав напряженное внимание аудитории». И опять — демонстрация многочисленных диапозитивов, изготовителем которых, как и в первом случае, очевидно, был А.А. Кондиайн.

Приблизительно в это же время — еще до окончания Педагогической академии — Барченко неожиданно загорелся идеей отправиться в путешествие на Восток — в Монголию и Тибет. Толчком послужила только что прочитанная книга об Агарте Сент-Ива д'Альвейдра, которую он, очевидно, позаимствовал у Владимирова.

«В период 1920–1923 гг. в Петрограде я добыл книгу Сент-Ива де Альвейдера, о которой мне рассказывал Кривцов. В этой книге Сент-Ив де Альвейдер писал о существовании центра древней науки, называемого Агартой, и указывал его местоположение на стыке границ Индии, Тибета и Афганистана»[137].

Напомню читателю, что д'альвейдровский трактат-откровение «Миссия Индии в Европе», опубликованный в 1886 г. и тут же уничтоженный автором за исключением одного экземпляра, был переиздан в Париже в 1910 г. — вскоре после смерти французского оккультиста — обществом «Друзей Сент-Ива» во главе с Папюсом. В предисловии к этой книге издатели сочли необходимым отметить, что создание «Миссии Индии» является результатом исследований их наставника «сперва интеллектуальных, а затем астральных» (считается, что Сент-Ив лично побывал в Агарте в астральном теле, благодаря практике «раздвоения»). В русском переводе интригующее «свидетельство» об Агарте появилось в 1915 г. по инициативе питерских почитателей французского эзотерика. Книга была опубликована крошечным тиражом в издательстве «Новый человек» А.А. Суворина и вскоре стала раритетом.

О местонахождении Агарты в книге Сент-Ива, между прочим, говорилось весьма туманно — только то, что подземная страна находится «в некоторых областях Гималаев». Барченко же в отличие от д'Альвейдра называл два совершенно конкретных центра «доисторической культуры» в пределах Тибетского нагорья. Это, во-первых, расположенная в северо-западном углу горной страны Шамбала, которую он, очевидно, отождествлял с Агартой, и, во-вторых, «область Саджа»[138]. Последний топоним является искаженной формой «Сакья» — так называется древний монастырь одноименной школы монахов-«красношапочников», находящийся на юге Тибета, во владениях Панчен-ламы. В записках Э.М. Кондиайн говорится, между прочим, что именно ее муж А.А. Кондиайн — Тамиил — и определил географические координаты Шамбалы, равно как и других центров древнейшей цивилизации, путем расчерчивания поверхности глобуса по некой «Универсальной схеме» (более подробно о ней мы расскажем в отдельной главе).

Следы экспедиционного проекта Барченко — наметки путешествия в Монголию и Тибет — удалось обнаружить в архиве МИДа (АВПРФ), в документах чичеринского Наркоминдела, относящихся к середине 1920 г. Примечательно, что экспедиция именуется в них «научно-пропагандистской» с целью «исследования Центральной Азии и установления связи с населяющими ее племенами»[139]. Состав участников экспедиции намечался таким: два основных члена и шесть человек «прислуги» или конвоя. Среди тех, кто изъявил желание принять участие в путешествии, называются моряки-балтийцы, большевики И.Я. Гринев и С.С. Белаш, чему, впрочем, не следует удивляться. Известно, что в послеоктябрьский период Барченко выступал со своими лекциями на кораблях Балтфлота — рассказывал красным морякам о первобытном коммунистическом обществе и о золотом веке на земле, о Шамбале, где сохраняются по сю пору необыкновенные знания древних. Погибшую доисторическую культуру он характеризовал как некую «Великую Всемирную Федерацию Народов», что, разумеется, не могло не импонировать слушателям, имевшим весьма смутные представления о древней истории человечества. (Любопытная параллель — в 1917 г., почти сразу после Октябрьского переворота, перед балтийскими моряками, а также красноармейцами и чекистами, с похожими лекциями выступал известный писатель-мистик Иероним Ясинский, который, между прочим, был коротко знаком с Владимировым. Ясинский говорил в основном о грядущем коммунизме. При этом, по его собственным словам, он рассматривал большевизм «в свете ницшеанской философии».)[140]. Результатом лекций Барченко, очевидно, и стало обращение в Наркоминдел в 1920 г. моряков Гринева и Белаша. А.В. Барченко едва ли возражал против таких спутников, поскольку был искренне убежден, что отыскать «пути в Шамбалу» могут лишь «люди, свободные от привязанности к вещам, собственности, личного обогащения, свободные от эгоизма, т. е. достигшие высокого нравственного совершенства»[141]. Красные моряки вполне отвечали этому критерию, если только считать непривязанность к собственности — ввиду ее полного отсутствия — показателем высокой морали. Кроме них в документах упоминается также некто Г.Б. Борисов, возможно, сотрудник Наркоминдела.

Присутствие в экспедиционном отряде представителя НКИДа было обусловлено тем, что советское правительство уже давно подумывало о восстановлении отношений с Тибетом, прерванных незадолго до начала мировой войны. В 1918 и 1919 гг. в НКИДе дважды рассматривались проекты экспедиций в Тибет — научной, под руководством востоковедов Ф.И. Щербатского и Б.В. Владимирцова, и военно-политической, предложенной калмыцкими революционерами А.Ч. Чапчаевым и А.М. Амур-Сананом. От обоих проектов пришлось отказаться, главным образом по причине гражданской войны, отрезавшей Центр от Восточной Сибири и Забайкалья, откуда обычно начинался путь в глубь азиатского континента[142].

Как и в случае с экспедицией Щербатского — Владимирцова, Барченко намечал два основных маршрута — короткий: Кяхта — Урга — Юм-бейсэ — Анси — Цайдам — Нагчу — Лхаса и длинный: Кяхта — Урга — Алашань — Синин — оз. Кукунор — Тибетское нагорье — Нагчу — Лхаса[143]. Оба они представляли собой хорошо известные бурятским и монгольским паломникам и торговцам караванные пути, связывавшие Россию (Забайкалье), Монголию и Тибет. Примечательно, что конечным пунктом в проекте Барченко являлась столица Страны снегов — священная Лхаса, где находилась резиденция Далай-ламы, а не монастырь Ташилумпо в Южном Тибете, обитель Панчен-ламы. Затраты на путешествие оценивались по смете в 79 тысяч рублей (неясно, золотых или серебряных). В случае следования кратчайшим маршрутом Барченко, согласно проекту, должен был добраться до Лхасы за 30–35 дней — срок совершенно нереальный; в лучшем случае расстояние между Ургой и Лхасой можно было преодолеть за три месяца. (Доржиев однажды совершил такое путешествие за