– Раньше я просто спала с ним. Представляешь, какой ужас?

Мэгги предпочла не услышать сказанных матерью последних фраз.

– То, что ты чувствуешь себя одинокой, вполне можно понять, – перебила она Мэрилин. – Мне неясно другое. Почему ты думаешь, будто этот Фанкворт и есть то самое спасительное лекарство от одиночества? Он за все время, что я его вижу, не произнес в твой адрес ни одного ласкового слова!

Мэрилин на это ничего не ответила, и ее дочь со вздохом продолжила:

– Надеюсь, ты еще нигде, кроме этого клуба, не объявляла о своем решении уйти… ну, в монастырь?

– Конечно, объявила, – спокойно произнесла ее мать. – Ведь это часть рекламной кампании по продаже огромного тиража романа моего дорогого Генри. Ты что, хочешь, чтобы произведение, написанное в домике, где ты провела ночь любви с Валентино, кануло в небытие? Или тебе не нравится, что я полюбила человека, которого ты сватала мне в мужья по одной-единственной причине: писатель нравился тебе самой, а теперь ты увлеклась его сыном?

Отвечай, милая Мэгги, только откровенно!

В словах матери слышалось нечто, похожее на обиду. Уже обнадеживающе! Если дело обстоит именно так, то еще не поздно все исправить. Достаточно только тихонечко подтолкнуть мать в нужном направлении, и здравый смысл к ней непременно вернется.

Тут главное – найти правильный подход.

И получить поддержку от друзей Мэрилин. Что очень и очень трудно. Хороши друзья, ведь это их рук дело, все это сумасшествие!

Мэгги была так расстроена происходящим, что даже не обратила внимания на слова матери о ночи любви в гостевом домике.

– Значит, Джонатан и Саймон в курсе твоих планов… – задумчиво протянула молодая женщина. – Кстати, я никогда не поверю, что они от чистого сердца одобрили твой выбор: поставить на кон свое доброе имя.

– Они хотят, чтобы я была счастлива, мечтательно улыбнулась Мэрилин. – Это их право, их выбор.

– А я, выходит, не хочу? – с упреком спросила Мэгги, в упор глядя на мать.

– Ну что ты, дорогая. – Мэрилин потупилась и принялась разглядывать стоящую перед ней чашку с чаем. – Разумеется, известие для тебя слишком неожиданное и тебе трудно понять, почему я решила так поступить.

Неожиданное! Можно было бы употребить словцо и покрепче, раздраженно подумала Мэгги, а вслух сказала:

– Если бы я хоть немного верила, что подобный поступок сделает тебя счастливой, то смирилась бы. Но способствовать продаже нового романа мистера Фанкворта такой ценой – это, на мой взгляд, слишком!

– А чего бы ты хотела? Чтобы я стала женой Генри? А почему не любовницей?

– Мама, не говори так! Я ничего плохого тебя не желала и не желаю!

– Мэгги, милая, но я давно, наверное уже несколько лет, любовница Генри Фанкворта.

Я преклоняюсь перед его творчеством и без ума от Генри, как от мужчины. Ты меня просто не слышишь. Ты без суда и следствия выносишь мне приговор. Боже, какие же у тебя старомодные взгляды на нравственность!

Мэрилин перевела дыхание и спокойно продолжила:

– Доченька, посмотри на мир, встряхнись, опомнись! Какое слово мы употребляем – «любовница»! Этим словом, как каленым железом, жрецы общественной морали клеймили бедную Коломбину. Политики, судейские, журналисты – все! И чего они добились?.. Правильно, простые люди вступились за нее и спасли. Послушай свою мать. Может быть, я его любила, потом разлюбила, потом полюбила опять. Но спала-то я с ним постоянно!.. Или у тебя в кармане лежит рецепт счастья, где о сексе и речи нет?

Мэгги тяжело вздохнула. Господи, как окончить этот нелепый разговор!

– Кто еще знает об этом твоем решении, мама?.. Нет, я вовсе не собираюсь проводить опрос общественного мнения или что-нибудь в этом духе. Но мне необходимо четко представлять общую картину, прежде чем делать какие-либо выводы.

– Ну, Харриетт в курсе.

– Ясное дело!

– Естественно, я не могла от нее ничего скрыть, она ведь мне родная сестра. Но почему ты никак не отреагировала на мои слова о тебе и Валентино? Мэгги, неужели ты любишь этого человека?

– Конечно! – вдруг заподозрив неладное, резко ответила молодая женщина.

– Мэгги Спрингфилд, не будь смешной! За что же ты его любишь?

– За… за… Да ни за что! Просто люблю!

– Ты ответила сейчас на все свои вопросы.

Короче, я ухожу в монастырь, так как великий писатель современности не отвечает мне взаимностью в той мере, в какой мне этого хочется! А за что я его люблю, и сама не знаю.

И потом, разве я когда-нибудь спрашивала, кто тебе и кто ты тем мужчинам, с которыми ты проводишь или могла бы проводить ночи?

Нет! Вот и ты меня не спрашивай. И пойми: мы с тобой совершенно одинаковые женщины, доченька. Прощай, Мэгги! Прощайте все!

Передавай привет Валентино!

И добавила шепотом:

– Мэгги, жди меня здесь, я скоро вернусь!

Затем Мэрилин Спрингфилд медленно поднялась из-за стоика, величественно прошествовала через гостиную к двери, во всем подражая книжной Коломбине. Как-никак художники-иллюстраторы прославили облик этого персонажа бестселлера. Вспыхнули фотовспышки, несколько человек бросились к выходу.

– О да, я забыла о Валентино, – пробормотала Мэгги, не обратившая никакого внимания на последние слова матери. – Могу представить, что он думает о моей маме и обо мне!

Но, может быть, и он, и даже я тоже представляем собой пешки в сложной игре прославленного писателя и его избранницы?

Голова у молодой женщины шла кругом.

Подскочивший официант почтительно сообщил, что ее просят подойти к телефону.

Знакомый голос Валентино – легок на помине! – звучал в трубке глухо и нечетко:

– Мэгги, мой корабль в море. Извини, это мой последний разговор с тобой: мы входим в зону радиомолчания. Все в порядке? Ничего не случилось?

Она крепко сжала телефонную трубку и заплакала навзрыд, успев выкрикнуть:

– Ничего не в порядке! Мне плохо, забери меня отсюда! Все сошли с ума!

– Успокойся, милая. Идет плановая работа, все выполняют, очевидно, порученные ими инструкции. Нам не хотелось делать официального объявления о помолвке до тех пор, пока мы не поговорили с тобой, Мэгги. Но не успели… Я не успел. Прости. Я предпочел целоваться с тобой, а не обсуждать поведение моего отца и твоей матери. И не делай, пожалуйста, поспешных выводов, вроде тех что я специально утаил новость, потому что боялся твоей реакции. Только представь себе: мой отец описал в своем романе все наши любовные истории – мою, твою, Мэрилин, мистера Спрингфилда! И про Джонатана с Саймоном не забыл. Прекрасный рекламный ход – уход в монастырь твоей матери! Ты не находишь?