— Слушай, а откуда у нас эта вилка? — расправившись с сарделькой, удивленно спросил Жгут.

Прыснув, Галя вышла на кухню и вернулась, держа в руке плоскую картонную коробочку, оклеенную бархатистой бумагой. В углублениях лежало пять точно таких же трехзубых вилок. Жгут взял у жены коробочку и, перевернув, обнаружил прилепленную ко дну бумажку.

— «Набор вилок кокотных», — прочитал он почти по складам. — Что значит «кокотных»? Для кокоток, что ли?

Галя расхохоталась.

— Для кокотниц, балда! Это кастрюльки крошечные, в которых грибы со сметаной делают, — пояснила она. — Я просто увидела похожую вилку на картинке, ну и вспомнила, что мне кто-то когда-то такие подарил.

Жгут повертел в руке вилку с легкомысленным названием и отложил в сторону.

— Знаешь, Гал, дай мне нормальную, какими мы всегда пользуемся. У меня тут горошек еще остался…

— Ты что, обиделся?

— Нет, просто есть неудобно. — Он долил остатки пива в стакан и подмигнул жене. — А кокотные эти девчонкам дашь, когда в гости придут.

Покончив с ужином, Алексей растянулся на диване и погрузился в блаженную полудремоту, слушая умиротворяющий шум бегущей из крана воды, звон тарелок и бормотание радиоприемника. По оконному стеклу забарабанили капли дождя, и под эту тихую дробь Алексей уснул, не слыша стихающих звуков и не чувствуя колючего прикосновения шерстяного пледа, которым его укрывает Галя.

Он проснулся, когда ночь уже плотно зашторила с улицы окна. Потянувшись, Алексей отбросил плед, подошел к окну и, раскрыв настежь обе створки, высунулся по пояс наружу. Запах влаги спросонья показался ему резким, как спирт, и оттого пьянящим. Небольшая лужица под окном отражала мерцающий свет фонаря, спрятанного среди темно-зеленых листьев молодого тополя.

Из ванной вышла Галя — на ней был легкий халат, одетый поверх ночной сорочки. Увидев, что муж проснулся, она включила в столовой торшер и, подойдя, встала рядом.

— Дождь прошел, — сказал Жгут, выпрямляясь.

Галя обняла мужа, потерлась щекой о его плечо и заглянула ему в глаза.

— Пойдем спать? — спросила она.

— Пойдем. — Жгут поцеловал ее и начал закрывать окно. — Слушай, Галчонок, а может, лучше погуляем, а? — неожиданно предложил он.

— Лешка, ты что, смеешься? Полпервого уже!

— Да ты посмотри, какая ночь! — вдохновенно воскликнул Жгут. — Дождь прошел! Все такое… новое! Пойдем, хоть на полчаса!

— Я уже рубашку ночную надела, — пробормотала Галя. — И сыро там…

— Ничего, плащ накинь — кто тебя увидит?

Галя покорно влезла в боты и надела плащ, застегнув на всякий случай все пуговицы. Жгут снял с вешалки старую штормовку и открыл дверь.

Оказавшись на улице, Галя зябко передернула плечами. Лешка обнял ее, и они медленно пошли по асфальтированной дорожке.

Галя ни за что не согласилась бы на эту позднюю прогулку — она устала и хотела спать, но ей вдруг показалось, что для Лешки отчего-то очень важно выйти в омытую дождем ночь, пройтись по черному блестящему асфальту и, может быть, поговорить, а может, наоборот, помолчать…

Галя посмотрела вверх: иссиня-черное небо было усыпано яркими блестками звезд, будто дорогое вечернее платье. Такое небо бывает на юге, и Галя неожиданно ощутила едва различимый запах моря — теплого южного моря, которое она так любила.

Лешке полагался отпуск, но полковник Борзов возмущенный очередной выходкой Жгута, грозился лишить его возможности отдохнуть вне гарнизона. Неужели правда лишит?

Галя вздохнула, но не решилась спросить об этом мужа. Алексей по-прежнему молчал, медленно шагая по улице и задумчиво глядя под ноги.

— Как попарились? — наконец заговорил он.

— Замечательно. — Галя улыбнулась. — Я сбросила пару килограммов и десять лет.

— Может, мне как-нибудь пойти? Я бы тоже лет десять сбросил.

— Тебе бы и пять кило сбросить не помешало. — Галя похлопала мужа по животу. — Девчонки смеются: пусть, говорят, Жгут у нас банщиком поработает.

— Ну вот видишь! Наши желания совпадают. Так что я с радостью.

— Бессовестный! — воскликнула Галя. — Слушай, Лешка, как на море хочется!

— Скоро поедем. Поваляемся на песочке, по-пла-а-аваем, — протянул Жгут мечтательно. — Вина молодого попьем, цыплятами табака побалуемся… Можем мы себе позволить роскошную жизнь или нет?

— Роскошную — вряд ли.

— Да можем! — беспечно отмахнулся Жгут.

Галя внезапно остановилась и дернула мужа за рукав.

— Леша, поклянись… — начала она требовательно.

— Клянусь! — тут же сказал Жгут.

— Подожди. Поклянись, что мы поедем только — слышишь? — только на отпускные деньги!

— Конечно, только на отпускные, — легко согласился Алексей, старательно отводя глаза. — На какие ж еще?

Но Галя обхватила ладонями его лицо и заставила смотреть прямо.

— Поклянись! — повторила она.

— Ну клянусь, — пробормотал Жгут.

— А глаза чего прячешь? Хочешь сказать, что больше не играешь?

— Не играю. Да и если б играл, я ж все в дом, как примерный муж. И потом, мне везет, ты же знаешь. Я вот хоть раз проигрался в пух и прах? Ну скажи: проигрался?

— Пока еще нет. Но я, как примерная жена, не хочу, чтобы ты влип в какую-нибудь историю. Потому что везение — штука непостоянная. И когда тебе вместо туза придет пиковая дама…

— Три карты, три карты! — пропел Жгут. — Что наша жи-изнь? Игра-а-а! Да ладно тебе, Галчонок, что ты, в самом деле! Запилила меня совсем.

— Я тебя не пилю. Просто помни: каждый раз, когда ты садишься играть, ты ставишь на карту нашу с тобой жизнь.

Алексей чмокнул жену в нос:

— Я тебе обещаю. Не волнуйся.

Жгут недаром отводил глаза: позавчера он мотался в город и в чайной познакомился с двумя мужичками, в ожидании поезда коротавшими время за копеечной игрой. Удача и на сей раз не повернулась к Лешке спиной; выиграл он, правда, немного — тридцать рублей с мелочью. Мелочь истратил, а три красненькие десятки лежали теперь внутри тугого рулончика из купюр различного достоинства. Сам рулончик был надежно спрятан в спальне, а точнее, в полой трубке дверной ручки, сжатой сверху и снизу металлическими болтами…

Галя взяла мужа под руку, и они вновь побрели, шлепая по лужам. Тихий плеск воды вернул Гале хорошее настроение.

— Так что, Лешенька, позагораем, покупаемся, и это действительно будет роскошная жизнь. Слушай, а Борзов точно сменил гнев на милость? — рискнула спросить она.

— Да куда он денется? Охота ему мою рожу лишний раз видеть! Да и забыл он все давно. — Жгут помрачнел и добавил ворчливо: — Если только, конечно, ему опять шлея под хвост не попадет.