Терпи, Полина, во имя любви, упрямства и идиотизма. Аминь.

— Как проводишь лето? — спрашивает Ветров невзначай. Бодрым веселым голосом. Видимо, чтобы отвлечь от операции. — Чем занимаешься?

— Да так, особо ничем. Сестру выписали две недели назад, помогаю по возможности.

— Мия с вами живет?

— Да, она поссорилась с Арсением очень сильно. Живет с нами. Никого из друзей видеть не хочет, они один и тот же вопрос задают. Догадываешься какой? Ее винят, а ей и так тошно. В одиночестве Мийку оставлять страшно, поэтому стараюсь быть рядом. Мы почти каждый день гуляем вместе на острове. Сейчас у меня практика начинается в универе, будем пореже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Как малышка?

— Слава богу, тьфу-тьфу-тьфу. Стала набирать вес, но спит отвратительно. Качаем по очереди с Настей все ночи, потому что Мие одной тяжело. Я думала, будет как в рекламе — в люльку положил, дверь закрыл. Утром пришел, а младенец лежит и улыбается. Вранье все эти ролики по телеку! — Вспоминаю истошные крики ребенка, от которых внутри все сжимается. — Одной Нина быть вообще не любит.

Впрочем, не мне судить племянницу, прямо сейчас я позволяю оттяпать у себя здоровую часть тела, лишь бы заслужить уважение мужчины.

— Может быть, колики?

— Мы приглашали уже трех педиатров, но у всех советы одинаковые. Уверяют, что так будет не всегда. Надеюсь.

Увлекшись разговором о сестре, я практически забываю о том, зачем нахожусь здесь. А может, анестезия хорошо действует. Когда открываю глаза, Илья уже забинтовывает мой палец.

Возбуждение — последнее, что должен чувствовать человек на кушетке в операционной, глядя на упакованного в маску и колпак хирурга. Но это именно то, что я ощущаю сейчас. Легкое, едва уловимое, готовое разгореться пожаром, дай он малейший повод. Ветров поворачивается, наши глаза встречаются. Я лежу, он возвышается надо мной.

Интересно, он позвал медсестру, чтобы не оставаться со мной наедине? Чего он опасается?

Она, кстати, смотрит на меня с большим сочувствием.

— А можно вопрос? — подаю голос.

— Да, конечно.

— Откуда у тебя акцент?

— У меня? — удивляется Илья.

— Вам показалось! — весело смеется медсестра. — Может, переволновались, так бывает.

— Я пару раз замечала. Не сегодня, — даю понять, что это не первая моя встреча с Ветровым.

— Я работаю с Ильей Викторовичем полгода и ни разу не слышала у него акцента! — продолжает улыбаться Женя. Говорит таким тоном, будто я сморозила глупость несусветную.

— Завтра утром напиши мне, как себя чувствуешь. Расскажу, — уклончиво отвечает Ветров. — Как ощущения? Болит?

— Немного.

— Это нормально. Буду ждать сообщения. Там и решим насчет перевязки, — последние слова он как-то странно выделяет голосом. Берет меня на понт? Гадает, приду я еще раз или нет?

Мне кажется, ему некомфортно. Не ожидал, что я не отступлю и позволю ему? Опасается, что буду жаловаться? Отцу или их главному. Пойду на комиссию, где обвиню его в том, что он провел ненужную манипуляцию. По сути, он так и поступил, нарушил закон, и я могла бы этим воспользоваться.

Но я не буду. Он ошибается во мне. Пусть что хочет со мной делает, это останется только между нами.

Когда я выхожу на свежий воздух, голова немого кружится, слегка подташнивает. Предательски щиплет в носу.

Я сегодня без машины — оставила возможность для маневра, вдруг бы Илья предложил подвезти меня домой. Ха-ха-ха! Глупая наивная Полина.

Звоню Насте и прошу прислать за мной водителя, он как раз где-то поблизости. Не хочу в таком состоянии садиться в такси.

Ожидание длится недолго, через десять минут я уже сажусь в новенькую «Камри» и откидываюсь в удобном кресле за спиной водителя. В машине приятно пахнет кожаным салоном, прохладно и просто хорошо. Беру бутылку минералки, делаю несколько глоточков. Смотрю на забинтованный палец. Анестезия должна была бы уже начать отходить, а Илья не прописал мне никаких обезболивающих. Я же была настолько обескуражена, что забыла спросить.

— Дядя Гоша, у вас есть ножнички?



Получив желаемое, я быстрыми нервными движениями разрезаю узелок, разматываю бинт и смотрю на свой палец. И снова ха-ха! Ничего он мне не сделал, только зеленкой намазал, испортив педикюр. Тошнота и головокружение проходят мгновенно. Вот ведь сила самовнушения, я почти начала чувствовать боль и пульсацию на месте выдуманной раны.

Я порядком разозлила Ветрова, но он не псих, чтобы резать здорового человека. Решил проучить. Несуществующая проблема, несуществующая операция — все честно. Медсестра смотрела с сочувствием. Наверное, думала, что я сумасшедшая. Еще и несуществующий акцент мне привиделся!

Откидываюсь на сиденье и начинаю смеяться. Громко, от души! Дядя Гоша поглядывает на меня с подозрением. Я показываю ему язык, и он возвращается к дороге.

Внезапно машина резко тормозит. Под визг шин меня кидает вперед, да с такой силой, что я больно ударяюсь о спинку переднего сиденья. Впечатываюсь лицом, грудью, перед глазами темнеет. Ничего не могу понять, хватаюсь за подголовник и в ужасе сжимаюсь в комочек.

— Твою мать! — ругается дядя Гоша. — Ты в порядке, Полиночка? — поворачивается ко мне, трогает за плечо.

— Что случилось? — спрашиваю я. Удар был несильным, но я все равно ушиблась так, что голова разболелась. Но это неважно. Я смотрю через лобовое стекло и понимаю, что перед капотом нет ни столба, ни другой машины. — Мы кого-то сбили?!

— Собака бросилась прямо под колеса, вот дрянь какая. Сейчас посмотрю, помяла ли машину.

— О боже! — Я быстро открываю дверь, выскакиваю на улицу и действительно нахожу перед капотом небольшую черную дворняжку. Бедняга отползает в сторону, подволакивая ногу. Жалобно скулит.

— Дядя Гоша, вы знаете поблизости какую-нибудь ветеринарку?

— Да шут с ней, Полин, — он машет рукой. — Если такая дура, чтобы под колеса бросаться, то туда ей и дорога. Ошейника нет, значит, бездомная.