Когда его укоряли, смотрел своими зелеными глазами с вызовом:

– А что мне еще остается делать?

Его предки заводили львов или свиней и называли именами врагов. Услышав о такой забаве Мехмеда Фатиха, Селим приказал наловить орлов. Это и у него самого неплохо получалось.

Посадил сильных птиц в клетки и каждый день дразнил, доводя до бешенства. Сулейман только головой качал, а Роксолана, узнав о жестокой забаве, возмутилась:

– Тебя бы в клетку!

На следующий день все птицы лежали вне своих клеток со свернутыми шеями.

Нет, он не был ни жесток, ни глуп, ни даже развратен, просто хорошо знал свое место и краткость своей жизни, а потому ненавидел саму жизнь, но пока та не оборвалась шелковым шнурком, норовил взять от нее все, что только можно.

Он был третьим, и даже у своей матери вторым.

Но судьба странно распорядилась, здоровый, красивый, умный любимец родителей Мехмед, ради которого Повелитель явно был готов даже нарушить закон наследования власти по старшинству, вдруг умер. Где-то там, в Амасье правил законный наследник Мустафа, тоже сильный, умный, красивый.

Понятно, что мать после смерти своего любимца сама не своя, понятно, что сделает все, чтобы не допустить Мустафу к трону и даже в Манису, но что она может? Султан тоже предпочел бы после себя Мехмеда, но раз так сложилось, нужно смириться…

Роксолана вошла к султану, еще даже не зная, что именно скажет, но понимала: она не должна допустить в Манису Мустафу, потому что его триумфальное возвращение туда будет означать победу Махидевран. Когда в Манису уехал Мехмед, ближние не сомневались, что именно этого сына Повелитель назовет преемником. Конечно, Мустафа и Махидевран, а также их сторонники считали иначе, но у Роксоланы была хотя бы основа для дальнейших действий. Со смертью Мехмеда умерла и ее надежда…

Это понимали все, и враги радовались ее горю.

– Повелитель, не называйте пока наследника! Не отправляйте никого в Манису!

Сулейман посмотрел на жену внимательно. После известия о смерти любимца они оба словно погрузились в тяжелый сон, когда хочется очнуться и невозможно это сделать. Хуррем сумела первой… Почему?

Невольно произнес:

– Наследник Мустафа, давно назван Vali Ahad. Но в Манису он не поедет…

Встрепенулась, как вспугнутая птица, тревожно смотрела на султана. Что он придумал?

Но Сулейман ничего не придумывал, сказал то, что первым отозвалось на сердце. Не потому что не любил Мустафу, просто понимал, что Мустафа в Манисе ускорит его собственный конец.

Роксолана почувствовала, как с сердца свалился камень. Уже от того, что Мустафа не будет в Манисе, становилось немного легче.

– Селим не хочет противостояния со старшим братом…

– А он и не может этого. Селим не Мехмед, его предпочтения мне не простят.

– Тогда пусть в Манисе не будет никого из шехзаде… Пока не будет.

Постаралась, чтобы последняя фраза прозвучала как можно мягче, чтобы не обидеть Повелителя их судеб. Но он понял все иначе. Ни для кого не секрет, что из двух братьев – Селима и Баязида – султанша предпочитает младшего. Селим повторил ее внешне, шехзаде очень похож на мать, только рост взял почти отцовский, а Баязид внешне похож на отца. А вот характеры наоборот, вернее, в обоих намешано то, что и не поймешь чье.

Селим лентяй и сибарит, будь он старателен, обогнал бы и Мехмеда, он вальяжный в прадеда султана Баязида, имевшего роскошнейший гарем и предпочитавшего из этого же гарема править. Султана Баязида сместил с трона его младший сын султан Селим, отец Сулеймана. Жестокость у шехзаде Селима, пожалуй, от деда, шеи орлам свернул сам, никого не просил.

Баязид от матери взял живость, а от отца скрытность, он умен, может даже умней Мехмеда, но поступает как Селим – просто живет, пока жив. Никаких надежд, а потому никаких обязанностей и мерзкая зависимость от других.

Сулейман прекрасно понимал сыновей, он сам до прихода отца к власти был никем, одно спасение – владения деда Менгли-Гирея в Крыму рядом, была надежда укрыться там. А потом отец – султан Селим – сумел захватить власть, вынудив своего отца – султана Баязида – отречься в его пользу, потом уничтожил всех своих братьев и братьев Сулеймана. Тогда стало спокойней, но не совсем, отец отличался подозрительностью и жестокостью, позже Сулейман понял, что еще через несколько лет султан Селим мог просто не выдержать противостояния, хотя никакого противостояния не было.

Сама ли судьба распорядилась или ей кто помог, но султан Селим правил недолго – восемь лет, оставив двадцатипятилетнему сыну трон Османов. Сулейман прекрасно понимал, что только судьбой избавлен от войны с отцом и братьями, а потому его не удивляло поведение Мустафы, старший шехзаде борется за то, что должно принадлежать ему по праву, но может и уплыть из рук.

Но понимание поступков Мустафы вовсе не делало жизнь Сулеймана легче. Сильный Мустафа просто отберет у него самого трон, стоит лишь чуть показать слабость, а вместе с троном и жизнь, и не только его, но и сыновей Хуррем и ее самой.

Хуррем права, не стоит объявлять, что Мустафа наследник, все давно сказано, еще когда от оспы совсем маленькими умерли двое первых сыновей и только родился Мехмед. С того самого дня Мустафа считается наследником и таковым себя чувствует.

Но в Манису он не вернется. Может действительно никого не посылать? Мелькнула мысль отправить мужа Михримах Рустема-пашу. Сулейман смотрел на Хуррем, которая ждала ответ, и думал о том, что он, Повелитель Двух миров, Тень Аллаха на Земле, не вправе решить, кто из сыновей должен править в каком-то городе.

Почему-то подумалось, что из всех детей на Хуррем больше всего похожи Михримах и Селим. Дочь повторила мать во всем, а сын только внешне.

– В Манису поедет Селим.

– Зачем? – удивилась женщина.

– Учиться. Не хотел во дворце здесь, пусть учится там. Скажи, пусть завтра придет, я наказ дам. И подбери ему гарем, пора уже, небось?

Роксолана вздохнула, в этом Селима учить не надо, сам все давно знает и испробовал. Но султану ничего говорить не стала, только поклонилась и исчезла выполнять. Любимая жена, хоть и свободная женщина, все равно рабыня, как все, кто Хасеки, кто принадлежит Повелителю, кто составляет его семью, его двор, его империю. Вокруг него только рабы, но он сам тоже раб, раб правил, законов, обычаев. Может все изменить, это в его власти, но что это будет за власть и что за законы, если каждый султан начнет менять под себя? Империя существует до тех пор, пока законы незыблемы.

Вернувшись в свои покои, Роксолана устало кивнула сыну:

– Садись, поговорим.

Селим присел, спокойно глядя на мать, ничто не отразилось на лице, словно все происходящее его не касалось. Нет, пожалуй, насмешка в его взгляде была, словно Селима забавляла суета вокруг власти.