Он должен был плавать в собственном поту; вместо этого он обнаружил, что страстно хочет чем-нибудь прикрыть голову. Саба носила военную фуражку цвета хаки, а стоявший за ней Узик — хвостатый шлем из зеленой кожи, увенчанный перьями, но у него самого не было ничего.

Старая широкополая соломенная шляпа, которую он надевал, когда чинил крышу, исчезла в доме Крови, как и майтера Мята. Новая широкополая шляпа, которую он купил на озере, тоже исчезла, осталась в той комнате, в которой его схватил талос. Шапочка патеры Щука, черная скуфейка, которую тот носил зимой, вернулась в дом авгура… и он вряд ли осмелится коснуться ее после того, как призрак патеры уронил ее на лестничную площадку.

Сейчас они все мертвы — Щука, Кровь и талос. Второго и третьего он убил своей рукой.

Эта Сиюф и ее труперы, придут ли они когда-нибудь? Он посмотрел на облака за дирижаблем, разыскивая проблеск солнца. Умирающий летун сказал, что они теряют управление. Что это за цепи, которые могут управлять солнцем? Что за руль, который направляет его?

Нет сомнения, что сейчас солнце закрыто нависшими облаками; было бы ребячеством жаловаться на то, что зима — наконец-то! — наступила, когда по календарю она уже наполовину прошла.

Скоро весна, если вдруг не окажется, что зима продлится так же долго, как лето, которое ей предшествовало. Если дожди подведут, ему тоже не поздоровится; если новая пшеница даст ростки и умрет, назначенный богами кальде Вайрона, безусловно, умрет вместе с ней. Шелк представил себе, как он и Гиацинт бегут из города на быстрых лошадях, но Гиацинт исчезла, как и майтера Мята, и он ничего не знал о лошадях, кроме того, что их можно, не нарушая приличий, предлагать даже Пасу. Несмотря на то, что Пас мертв.

Неужели Гиацинт тоже мертва? Шелк опять поежился.

Вдали ударил оркестр, очень негромко, но он все равно различил чистые смелые голоса труб и цоканье кавалерии.

— Ага! — сказал кто-то, быть может Узик, и Шелк почувствовал, как улыбается, счастливо сознавая, что он не один переживает эту муку и нетерпеливое ожидание.

— Когда они приблизятся, — прошептала Саба, стоявшая справа, — я, если вы захотите, расскажу вам немного об истории каждого полка.

Шелк кивнул:

— С удовольствием послушаю, генерал. И буду вам очень благодарен. — Его подмывало спросить ее о летунах — как командир воздушного корабля она могла знать что-нибудь интересное, или даже важное. Но сейчас было бы верхом неприличия показать интерес к чему-то другому, а не к военной мощи Тривигаунта.

С левой стороны платформы появилась юная женщина со смуглым лицом; после короткого мгновения неопределенности он узнал Крапиву, возлюбленную Рога.

— Не хотите ли сесть, Ваше Святейшество? — спросила она достаточно громко, чтобы он услышал. — Один человек сдает напрокат складные стулья.

— Как ты добра, дочь моя! — просиял Квезаль. — Нет, у меня есть жезл, так что мне лучше, чем другим. (Что было не совсем правдой — Узик поставил перед собой свой тяжелый меч и опирался на него, как на трость.) Патере-кальде так не повезло, — продолжал Квезаль. — Хотели бы вы, патера-кальде, чтобы эта милая девушка взяла напрокат стул, для вас?

Было немыслимо, конечно, сидеть, пока Пролокьютор стоит.

— Спасибо тебе, Крапива, — сказал Шелк. — Большое спасибо. Но нет. Нет необходимости.

— Я только что решил, — сказал Квезаль Крапиве, — что, хотя я не хочу один стул, я хочу два. Один для себя и один для патеры-кальде. У тебя хватит денег на два?

Крапива заверила его, что хватит, и исчезла в толпе.

— У ваших мужчин нет женской выносливости, — прошептала Шелку генерал Саба. — Это биология, и тут нечего стыдиться, но это объясняет, почему мы взращиваем самых лучших труперов витка. — Его щеки вспыхнули; Квезаль слегка пошевелился — намек, что он тоже услышал и ждет ответа.

Что бы ответил сам Квезаль? Конечно, замечание Сабы граничило с непростительным высокомерием, и справедливые боги накажут ее за такое высокомерие — так его учили в схоле. Поразмышляв, он решил, что это — одна из немногих правд, которую можно назвать «неопровержимой истиной».

Он улыбнулся:

— Вы совершенно правы, генерал, как всегда. Любой наблюдатель может заметить, что женщины терпят гораздо больше страданий, чем мужчины, и отличаются большей силой духа.

Узик, стоявший справа от Сабы, прошептал:

— У нашего кальде сломана лодыжка. Разве вы не заметили, как он хромает?

— Это совершенно ускользнуло от меня, кальде. — Голос Сабы прозвучал так, как будто она искренне раскаивается. — Примите мои извинения, пожалуйста.

— Вам не за что извиняться, генерал. Вы констатировали непреложный факт. Сфингс и Сцилла могли бы извиниться за факты, я полагаю, но смертный?

— Тем не менее, я… они уже здесь.

Через арку можно было видеть первых всадниц, высоких женщин на горячих конях. Каждая несла тонкое копье, под наконечником которого висел желтый флажок.

— Тяжелая кавалерия. «Спутницы», — тихо сказала Саба Шелку. — Они все знатного рода и, в дополнение к обычным обязанностям, являются телохранителями Рани.

— Я ничего не понимаю в этих делах, — Шелк наклонился к ней, — но разве карабины не эффективнее копий?

— Через мгновение вы сможете разглядеть их получше, кальде. У них карабины в ножнах, слева от седел. А копья они используют во время атаки. Невозможно стрелять из карабина со спины несущейся лошади, не напугав ее.

Шелк кивнул, но не мог не подумать, что, судя по всем сообщениям, майтера Мята и ее добровольцы стреляли из иглометов, когда атаковали поплавки на Тюремной улице. Быть может, в отличие от грохота карабина, негромкий треск игломета не пугает лошадей. Однако ему казалось, что даже самый маленький игломет, вроде того, который был у Гиацинт, вмещавший пятьдесят или сто игл, будет превосходным оружием.

Вновь появилась Крапива, державшая два складных парусиновых стула. Квезаль взял один, и Крапива, пройдя перед платформой, передала второй Шелку.

Он взял его и показал Сабе.

— Не хотите ли его, генерал? Я с удовольствием отдам его вам.

— Абсолютно нет!

— Если вы хотите, мы могли бы сидеть по очереди, — упорно продолжал Шелк. — Вы можете слегка отдохнуть, а потом вернете его мне.

Саба в ответ только крепко сжала губы и покачала головой, и Шелк поставил пустой стул между ними.

«Спутницы» ехали по трое в ряд и, похоже, внимательно изучали толпу; грубо прикинув, Шелк решил, что их не больше двухсот. Труперы за ними не имели копий, не были одного роста и не так хорошо сидели на лошадях; они скакали по десять в ряд, и их вела офицер в пыльных старых доспехах, сидевшая на самом великолепном коне, которого он