— Но мотив? Мотив-то у Сергея Николаевича есть? Вы же не будете это отрицать? — продолжал спорить Закревский.

— Муж покойной нам рассказал про адюльтер, — вставил фразу Дериглазов.

— Да? А с чего вы взяли, что сии амуры и впрямь имели место? — возразил адвокат. — Надеюсь, господин Лесной кондуктор поведал вам об анониме, подбросившем ему послание? Ведь никаких доказательств этого любовного треугольника нет. Есть лишь некая безымянная машинопись, что между покойной и хозяином этого дома существовала тайная любовная связь. И ничего более.

— Так была связь или нет? Прошу вас ответьте, Сергей Николаевич, — не отводя взгляда от Толстякова, осведомился полицейский.

— Да, мы любили друг друга и были близки, — потупив взор, тихо вымолвил газетчик.

— Вот-вот! Quod erat demonstrandum![13] — обрадовано выпалил Дериглазов.

— Должен вас огорчить, сударь, — остудил его адвокат. — Наличие купидонов в данном случае никак не доказывает существование у господина Толстякова мотива на убийство жены Бобрышева.

— Это почему же? Потрудитесь объяснить!

— Хорошо. Но только прежде я задам вам всего один вопрос: рассказывал ли вам Артём Викторович об опасности, угрожавшей его жене? И сообщил ли он вам, что совсем недавно я просил его не оставлять жену в одиночестве?

— Ничего такого он нам не говорил, — покачал головой мировой судья. — Однако теперь я жду ваших толкований.

— Извольте. Дело в том, что с некоторых пор Сергей Николаевич получает по почте, главу за главой, роман неизвестного автора под названием «Черновик беса». Этот сочинитель, безуспешно пытавшийся издаться в «Петербургской газете», решил отомстить главному редактору. Как следует из первой главы под названием «Сгоревший труп», именно от его руки в столице погиб секретарь Сырокамский. Затем, в следующей главе, он пригрозил, что расправится с домашними питомцами господина Толстякова и уничтожит одно из его любимых растений. И это, к сожалению, ему удалось. В последней главе он обещал убить супругу Бобрышева таким образом, что подозрение падёт на Сергея Николаевича. Вот потому-то мы и предупредили господина Лесного кондуктора о возможной опасности, подстерегающей его жену. Как видно, преступник вновь нас опередил. Мало того, что он расправился с жертвой, не имеющей никакого отношения к «Петербургской газете», так ещё и сумел убедить вас, что в её смерти виноват собственник этого имения.

— Прошу вас передать нам сии главы. Мы приобщим их материалам дела. Надеюсь, вы их сохранили? — с хитрым прищуром спросил мировой судья.

— Безусловно, — кивнул Толстяков, выдвинул ящик стола и протянул Дериглазову несколько листов почтовой бумаги, которые тот поспешно сунул в портфель.

— И ещё одно важное обстоятельство, — добавил Ардашев. — Вся рукопись и анонимное послание Бобрышеву о неверности его жены набраны на одной и той же печатной машинке. И это несмотря на то, что вторую главу он передал Пантелеймону Алексеевичу Стахову — шурину Сергея Николаевича — в Новороссийске. Стало быть, автор подготовил текст заранее. Отсюда следует, что, возможно, он ехал на том же самом поезде, что и господин Стахов, и машинку, скорее всего, сдал в багаж. Как вы понимаете, я изучил специфические черты буквенных оттисков и вот к какому заключению пришёл: литера «с» завалена слегка вправо, а буква «т» имеет ярко выраженный левый наклон, да и рычажок «а» сработался и не пропечатывает верхнюю часть буквы. Эти черты характерны как для рукописи, так и для анонимного письма, посланного Бобрышеву. Следовательно, вывод простой: злоумышленник приехал сюда со своим «Ундервудом», «Империалом», «Ремингтоном», «Юнионом» или «Адлером». А посему, нет смысла связывать его поимку с поиском печатной машинки в самом Сочи. Думаю, это первая оплошность злодея. Я бы на его месте постарался нас запутать и напечатал бы анонимное послание на другом механизме.

— А какова же его вторая оплошность? — поинтересовался пристав.

— Это послание Бобрышевой, написанное почерком Сергея Николаевича, и имитация его подписи. Теперь мы знаем, что, так называемый Бес, имел или имеет доступ к бумагам с подписью Толстякова. Это вторая ниточка, которая, рано или поздно, приведёт нас к преступнику.

— Да, но кто это может быть?

— Пока трудно сказать, но нельзя исключать не только недовольных авторов, но и друзей и даже не близких родственников.

— На господина Стахова намекаете? — раздумчиво спросил Дериглазов.

— Я ни на кого не намекаю, а лишь описываю круг кандидатов в преступники.

— А что, если кто-то из ваших работников общается с этим писателем-неудачником? — предположил Закревский. — Вдруг Бес — не один человек, а целая компания злодеев?

— Нет-нет, господа, я в это не верю, — замахал руками издатель. — Этого не может быть. Посудите сами, зачем им убивать своего коллегу Сырокамского?

— А может, всё-таки стоит проверить фамилии всех, кого вы знаете по оплате курортного сбора в Сочи за последнюю неделю? — предложил адвокат.

— Неплохая идея, — согласился Дериглазов. Он достал из портфеля карандаш, записную книжку и строго сказал: — Итак, Сергей Николаевич, попрошу назвать фамилии.

— Ну что ж, — сдался Толстяков. — Записывайте: Кривошапка Аверьян Никанорович — редактор, Глаголев Феофил Матвеевич — студент, Петражицкий Рудольф Францевич — писатель, ну и здешний актёр, и писатель Бардин-Ценской.

— Фёдор Лаврентьевич? — удивился полицейский. — Он что тоже пишет?

— Да, к моему глубочайшему сожалению, — кивнул газетчик.

— И господина Стахова мы так же внесём в число подозреваемых, — довольно заключил Дериглазов.

Пристав сел в кресло, потёр ладонью лоб и сказал:

— Раз Бобрышев знал про «Черновик беса» и главу с угрозой для его жены, то ведь он мог и сам её отравить? А почему нет? Месть, знаете ли, за измену. Да и подозрение падёт не на него, а на этого безымянного Беса. А роспись вашу подделать совсем несложно. И почерк. — Он посмотрел на Толстякова и спросил: — Он мог видеть, как вы расписываетесь?

— Да, конечно. Я дарил ему на День ангела несколько книг и вкладывал туда открытки с поздравлениями. Естественно, я там поставил подпись.

— Список возможных преступников замыкает господин Лесной кондуктор. Итого, — подытожил мировой судья, — под подозрением шесть душ.

— Бес-бес-бес, — выговорил скороговоркой Закревский. — Откуда же ты взялся на нашу голову? Чувствую, и намаемся мы с ним! Ладно, будем думать.

Пристав поднялся, и, подойдя к двери, сказал:

— Благодарю вас, Клим Пантелеевич за помощь. Надеюсь, вы сообщите нам любые новости, как только они появятся.

— Несомненно.

— Не сегодня-завтра, он подбросит новую главу.