– О покойниках, конечно, плохо не говорят, – бабушка грузно опустилась на табуретку, – но твоя мать… Это все ее гены. И воспитание ее. Танцы-шманцы… А Рома слышать ничего не хотел. Правильно мне тогда Тамара сказала: приворот. Вот и расплатились оба…

Приворот?! А то, что моя мама была самой красивой, самой талантливой балериной, за которой бегали все, от худрука до жирных бизнесменов, – это тоже приворот? Что она, несмотря ни на что, выбрала простого учителя истории, да еще и терпеливо жила со свекровью в этой дыре, – это тоже приворот?! Слушала изо дня в день, какая она никудышная жена и хозяйка. Думаешь, она на трешку твою несчастную посягала?! Этой бы вилкой – да в яремную вену…

Лия встала из-за стола. Теперь запах тушеного мяса больше напоминал трупную гниль. А все, что уже было проглочено, так и застыло внутри склизким, неперевариваемым обмылком.

– Дедуль, что ты там говорил про гараж? – максимально терпеливо спросила Лия.

– А? – Александр Семенович засуетился. – Да мы там еще не все закончили, но если хочешь, сейчас покажу… Валь, где мои подштанники?

– А кто будет доедать? – Возмущение Валентины Михайловны поползло пурпурным пятном от груди до шеи. – Я специально на рынок ездила, купила лопатку… Что мне теперь, выкидывать?!

– Тете Тамаре предложи.

Эти слова были самым вежливым, что смогла произнести Лия в тот момент. Ушла от греха подальше в большую комнату, вытащила из чешской стенки сложенное верблюжье одеяло и стопку постельного белья.

– И кому ты этот спектакль устраиваешь, а? – Бабушка ворвалась следом. – Обиделась она, посмотрите на нее! Я тебе уже постелила все! Не знала, конечно, выпустят тебя или нет, но все застелено.

– Дед, я тебя внизу подожду. – Лия положила вещи на пол прихожей и нагнулась, чтобы зашнуровать зимние кроссовки.

– Да я все же… – пробормотал из-под свитера Александр Семенович. – Черт, где же эти рукава…

– Ты что творишь, я как это потом стирать буду?! – Бабушка в ужасе смотрела на одеяло. – Только руками… Ой, Шура… дай тонометр…

– Не стирай. – Лия накинула дурацкую куртку Мурада, потому что искать пальто было некогда, и, подхватив постельное белье, выскочила за дверь.

Спальный район неодобрительно таращился желтыми окнами на беглую сумасшедшую. Лия с детства помнила этот двор, но никогда не любила его. Папа возил ее в садик на санках, а она смотрела вверх, в темное зимнее небо, и вот так же нависали над ней дома. Эта картинка врезалась в память. Непонятно отчего, Лие становилось не по себе, когда она видела освещенные окна. Чувствовала себя лишней и неприкаянной. Там, в теплых квартирах, жили семьи, что-то варили, копошились по хозяйству, и для всех для них Лия была чужой. И сейчас это ощущение вернулось и остро воткнулось в грудь.

Рассказать деду, что происходит? Лие хотелось бы, да. И он бы даже не стал спорить, поверил бы – или очень убедительно сделал бы вид. Но он все равно донес бы бабушке, а она… Если у нее язык повернулся брякнуть про приворот, то на Лию точно ляжет клеймо чернокнижницы и зла в первой инстанции.

Гараж – это отличное место. Лия обожала торчать там с дедом, с наслаждением вдыхала запахи бензина, машинного масла и табака. Слушала пьяные байки его друзей, показывала хореографические номера прямо так, в рейтузах и толстом свитере, а они хлопали. Это в балетной школе ругали за неточность, а для них, для простых мужиков с заводским прошлым, Лия была воплощением грации.

Дед вышел, ободряюще позвякивая ключами. Он стал сильнее приволакивать левую ногу – постарел, но виду не показывал. Все так же старался казаться веселым, никого не грузить своими проблемами.

– Ты не слушай ее, – сказал он Лие по дороге. – Сама понимаешь, переволновалась… Сейчас остынет – и приходи…

– Угу.

– Я тут только это… ворота не докрасил мальца. Насчет тебя договорился с Юрцом на охране… Да и вообще мужики часто ночуют, кого проспаться отправят, кого куда. – Дед отпер железную дверь, прошел внутрь и щелкнул выключателем. – Ну вот как-то так… Я не закончил еще, тут вот хотел обшить панелями. И лампа слабая, но если…

– Да это же просто богично! – Лия захлебнулась восторгом. – Ты гений!

– Нравится? – Александр Семенович смущенно расцвел. – Если еще воду провести… Но это надо летом с водоканалом разговаривать. Пока бак. Надо, конечно, сначала включить нагрев. Там душ. Вот, смотри, нагреватель, а тут стоишь, ногой качаешь – и льется. Как на даче у Евдокимовых. Ничего, потерпишь пока?

– Какое «потерпишь»! – Она обошла свое собственное бомбоубежище, личную гаражную Нарнию. – Суперлюкс!

За то время, что Лия была в больнице, гараж преобразился. Дед обшил стены вагонкой, и сразу стало по-древесному тепло и уютно, запахло сосновой смолой. Машина исчезла, а вместе с ней копоть, черные масляные разводы, тряпки и куча металлолома. Пол был отделан светлым ламинатом и сиял чистотой. Дальний угол гаража Александр Семенович отвел под санузел и, чтобы биотуалет не бросался в глаза, поставил раздвижную перегородку из матового стекла. Справа у стены располагалось подобие кухоньки: маленький «Морозко», столик с микроволновкой и чайником. Слева – яркий зеленый ковер, похожий на весенний газон. Но главное – на стене висел портрет родителей. Свадебная фотография. Бабушка не любила ее и сняла: то ли потому, что невестка выглядела слишком счастливой, то ли потому, что ее самой там не было. Дед сохранил снимок, украсил им свой подарок, и Лия оценила жест.

– Диван еще не принес. Валера обещал отдать, они новый купили. А тот хороший, раскладной такой, синий. Старший Валеркин только из командировки вернется – дотащим. А пока вот, надувная кровать. – Дед снял со стеллажа большую коробку. – Высокая, в два матраса. Давай накачаем…

– Да не, дедуль, я сама, – улыбнулась Лия. – Иди лучше к бабушке, а то как бы давление опять не скакнуло.

Дед серьезно посмотрел на нее, шагнул к двери, но в последний момент обернулся:

– Ты ведь не сбежишь снова?

– Нет. – Она обняла его и ласково потерлась щекой о щетину. – Очень рассчитываю утром на твою фирменную яичницу.

– С луком и помидорами? – Дед пригладил ее волосы, его глаза подернулись влажной пленкой.

– Ага.

Еще долго после ухода Александра Семеновича Лия ходила по гаражу, недоверчиво прикасалась ко всем поверхностям, вдыхала воздух свободы и привыкала к мысли: у нее есть уголок. Потом накачала кровать, застелила и, плюхнувшись на упругое ложе, вспомнила про Мурада. Достала телефон и, собравшись с духом, набрала номер. Однако подошел не Мурад, а какая-то женщина.

– Да? – отозвалась она, и в этом коротком слове Лие послышались какие-то драматические, надрывные нотки, которыми часто приправляла речь бабушка.

– Здравствуйте, а Мурада можно услышать?

– Он не может подойти… Он… в больнице. А кто его спрашивает?

– Что, его дружки, нарики? – раздался приглушенный мужской голос.