быть гармоничной парой, Антон. Почему так не происходит?

— Потому что ты меня не любишь, если по-настоящему, — ответил он, широко улыбаясь, в попытке перевести разговор в полушутливую игру.

— Кого же я люблю, по-твоему?

— О ком только что говорила?

— Ты понял, кто он? И понял, как я к нему отношусь?

— Ну, если он снится тебе по ночам, то тут уж всё ясно.

— Ты видишь сны? — спросила она. Он пожал плечами, не поддержав странный и непродуктивный в его мнении разговор.

По стволу бегали маленькие бронзовые ящерки с мизинец, похожие на геконов, непонятно, как и где уцелевших после такого ночного побоища. Антон, смеясь, пытался их ловить, но ему это не удавалось, они были стремительно юркие. Нэя в платье, будто сотканном из цветов, полупрозрачном на груди и плечах, их чем-то привлекала. Или это её аромат, загадочный и дразнящий, привлекал их, а она с визгом их сбрасывала вниз. Она меняла платья едва ли не каждый день, продавала потом и шила другие.

— Ты похудела, — сказал Антон, и это было трудно не заметить. И замечали её перемену многие. Те, кому она нравилась, и те, кого она раздражала. Безразличных к ней не было. Но у одних она вызывала влечение, интерес, любопытство, у других зависть или неприятие.

— Ты здорова? Может, я тебе помогу?

Нэя взглянула ему в глаза. Взгляд был прозрачный и болезненный, под глазами тени. Это было настолько ей несвойственно, что Антон уверился в своём предположении.

— Дело не в здоровье тела, Антон. Что-то происходит с моей душой. Но болезнь ли это? Я не знаю…

И тут, спрятав глаза, она всё ему рассказала. Её детская доверчивость стала для него откровением, вызвав неловкость и жалость к ней. — С тобой такое впервые?

— Я не юная девушка, Антон. Мог бы и догадаться, что у меня была в прошлом история… и… если я одна, та история была печальной. А теперь случилось что-то, чему я не знаю названия, что-то сильное… Антон, теперь я могу признаться, что хотела полюбить тебя. Не получилось. Ты не обижаешься на меня? Да и зачем это тебе. Да? — и она заглянула ему в глаза вопросительно. Он обнял её и засмеялся.

— Мы же друзья. Причём же тут всё остальное?

— Антон, ты понимаешь, в реальности он другой. Я ему не нужна, я убедилась. Он… дал мне надежду, а потом перестал замечать меня, исчез куда-то. Такой вот непостижимый и непостоянный в своих привязанностях человек! То роднее родного, то вдруг чужой и отстранённый. Я настолько устала от всех этих головоломок! И если разыщу его, у меня такое чувство, что отпихнёт, отбросит в сторону. А тот, кто приходил, он из прошлого, нежный и любящий. Мой. Но куда он пропал? Что это вообще со мною?

— Ну, нет, — сказал Антон, — он никогда не сможет так сделать, обидеть, если подойдёшь и всё объяснишь.

— Он сможет. Ты ещё не знаешь, на что он способен. О, я столько о нём знаю такого, чего совсем не хочу и знать.

— Может, он притворяется, а сам любит?

— Нет. Не любит. Разве так любят? Говорю же, не замечает, проезжая мимо меня на машине в то время, когда я гуляю возле Главной Аллеи.

— Занят слишком. Пребывает в своих мыслях, по сторонам не смотрит. Нэя, ты понимаешь, у него работа очень сложная, и тебе того не объяснить.

— Да не в работе причина! Вот мой папа в моём детстве… Он настолько много работал, не всегда имел возможность даже по ночам спать, много путешествовал. Он был учёный, военный, но ведь он всегда помнил, что его жена и дети ему родные, и всегда любил нас! А мой прежний муж и вообще отсутствовал порой днями и ночами, он же Управитель огромных территорий был! Уставал до того, что его лицо выглядело порой как обескровленное, под глазами тени, и вовсе не потому, что был возрастным человеком. Отличное здоровье он имел, ум, душевное равновесие и выдержка таковы, что и у молодых редкость из редкостей. Труды, заботы колоссальные, но его отношение ко мне всегда было ровным и любящим. А тут… Причина не в работе, а в самом характере Рудольфа, двойственном. То ревность ненормальная, то безразличие! А тот, кто приходил в мои сны, он… Но это же всего лишь навязанная игра в какие-то сны. Не бывает таких снов! Ему так проще одурачивать меня. Что же мне делать? — и она вопрошала, как маленькая, будучи сама старше Антона.

— Ты любила своего бывшего мужа? — спросил Антон с интересом, совсем не представляя, какой была её замужняя жизнь? Она не походила на женщину с житейский опытом, тем более опытом печальным, раз уж муж куда-то сгинул. Она казалась чистой и прозрачной как росинка, безмятежной как птица, поющая в ветвях. До этого разговора, во всяком случае.

— Конечно же! Как же иначе я жила бы с ним?

— Может, в этом и причина ваших неувязок? В ревности к прошлому? — предположил он.

— Прошлое уже не отменишь, не исправишь. Как бы оно ни сложилось. И по его вине тоже оно реализовалось именно так, а не по-другому. Уж поверь, я не желала тех непоправимых и плохих событий, что и случились когда-то, не содействовала тому, чтобы они произошли… Но теперь-то и он, и я, мы живём в настоящем, в той реальности, которая и сменила ту, прошлую уже реальность. И если я принимаю реальность за сны, то это болезнь, и что будет дальше? Если это только начало, и я потеряю рассудок? И не спросишь никого. Если бы был Тон-Ат. Мой муж, он знал всё. Он лечил похожие расстройства.

— Но ведь тот, кто приходил — он же вылитый Рудольф.

— Ну и что! Как ты не понимаешь… — она вдруг завизжала и затрясла ногой в узкой туфельке, тоже цветастой, как и платье. В ветвях поваленного дерева висела паутина, а на ноге Нэи устроился паук, огромный, размером с добрый грецкий орех. Были даже заметны его злобные упёртые глаза, или лишь показалось так, поскольку чёрный паук мерцал глубинными блестящими вкраплениями, как антрацит. Антон смахнул его рукой, невольно содрогнувшись, зная, что тварь ядовита. Нэя прижалась к Антону, будто он спас её от зверя. Нагнувшись, она рассмотрела в паутине живую крупную бабочку с голубеющими крыльями. Она билась, но путалась ещё больше. Тонкими изящными пальцами, привыкшими к тончайшей работе, она распутала бабочку, но та продолжала неподвижно сидеть в сизой траве и не летела.

— Но ведь совсем целая. Почему