Когда его застиг сон, в памяти уже не отложилось, но проснулся он на стуле в тесной комнате инженерной, рядом со все еще включенным компьютером. Продрав глаза, Синдзи приподнялся, прокрутил в памяти события прошедшего дня и скривился от вновь обволокшего его чувства липкой настольгической тоски. Бороться с ней уже не представлялось возможным, но стоило лишь сосредоточиться на чем-то другом, как проблема отступала на задний план. Пока еще жить с ней было можно.

Умывшись и приняв душ в пустующей палате процедурной исследовательского центра, Синдзи решил было проведать медицинский корпус, но еще у входа в лифт его что-то остановило. Ему было стыдно признаться самому себе, но он просто не мог найти в себе решимости. Хохотнув, Синдзи хлопнул себя по щекам и прислонился к стене, как вдруг ощутил слабый табачный аромат, исходящий из-за погрузочного дока глубокой шахты, идущей в ангар Евангелионов. Нахмурившись, Синдзи медленно подступил к краю и вдруг обнаружил там Кадзи, облокотившегося о поручень и задумчиво потягивающего сигарету.

— А, это вы… — протянул он.

Мужчина совершенно никак не отреагировал, взглядом следя через открытую крышу за огромным сводом Геофронта, где среди зеркально отражающихся лучей с поверхности виднелись мощные механизмы и опоры подвижных зданий. Пожав плечами, Синдзи уже было собирался оставить его в одиночестве, как вдруг Кадзи тихо произнес:

— Она ослепла.

Синдзи замер.

— Кто?

— Мисато, кто ж еще. Отравление метанолом. У нее на сегодня назначена операция по пересадке сетчатки, но дело даже не в этом. Ей больно и страшно, она в панике, во всем винит себя, ее травма затронула уже не столько тело, сколько душу. Я опоздал. И вместо того, чтобы поддерживать ее, стою тут и выкуриваю вторую пачку.

Возникла тяжелая пауза.

— Это я ее отравил.

Кадзи остановил руку с сигаретой перед ртом, а потом вдруг хмыкнул.

— Ну ты и… Ты в этот момент был в поезде. СБ все еще выполняет свою работу, не забывай.

— Неважно. Это я дал приказ.

Мужчина выдохнул дым, провел тыльной стороной ладони по щетине и вздохнул.

— Все забываю побриться… Ты дал приказ, или не ты — какая теперь разница? Твой отец поставил на кон все. Скоро будут достроены серийные Евангелионы, и тогда необходимость в тебе отпадет. И ты будешь первым, кого устранят потерявшие терпение старики. А за тобой последует и Икари-старший. Ирония, но, кажется, во всем мире только он не желает твоей смерти, пытается спасти изо всех сил, и то лишь ради спасения собственной шкуры. А может, у него и впрямь отцовские чувства проснулись, кто знает… Но ты ему нужен.

По спине Синдзи пробежала волна холода.

— Но знаешь, что самое смешное? — продолжил Кадзи. — Я могу все остановить. То есть, думаю, что могу. Мир катится в пропасть, что твой отец, что старики — они уже не думают над тем, как спастись, сейчас они решают, как умереть наиболее выгодным способом. И я могу это прекратить. Представляешь? Прямо сегодня.

— Вам это так нужно?

Мужчина, до этого словно погрузившийся сам в себя, очнулся и перевел взгляд на Синдзи.

— Нужно ли мне спасать мир?

— Нет, Кадзи-сан. Нужно ли вам жертвовать собой впустую? Вы ведь понимаете, что это бесполезно?

— Я… Наверное. Понимаю.

— И хотите умереть героем? Чтобы не испытывать чувства вины перед смертью или, может, чтобы заглушить вину перед истинной причиной?

— Вот уж не ожидал, что…

— Вы что угодно делаете, лишь бы избежать Мисато. Даже готовы сгрызть себя от вины, прикрываясь речами о спасении мира, лишь бы ее не видеть. Будь вы рядом, она бы не ослепла. Мы оба это понимаем. Но даже сейчас она нуждается в вас больше всех. Хватит бежать, Кадзи-сан. Она для вас — единственная причина жить и умереть, она ваша женщина, и она страдает, потому что одинока, потому что вас никогда нет рядом в самые трудные минуты. Просто побудьте с ней рядом, когда все кончится, хотя бы на одно мгновение — позвольте ей испытать это чувство. А о мире я и сам позабочусь. Не переживайте — когда возникнет необходимость, с неба спустятся Ангелы и всех нас спасут.

Сдвинув брови и смерив Синдзи тяжелым взглядом, Кадзи вдруг прыснул смешком и громко расхохотался — весело, искрометно — смехом пытаясь скрыть блеск взмокших глаз.

— Ну ты даешь, паренек. Слушай, впервые меня кто-то припер к стенке. Правда, нет слов. Даже перестал жалеть, что не пустил тебе пулю в лоб…

— Кадзи-сан, — отчетливо повторил Синдзи. — Хватит. Она в двух шагах от вас. Протяните руку — и все кончится.

Лицо мужчины вдруг сделалось серьезным, и глаза его замерли, но тут в сумке Синдзи запиликал телефон, и он, кивнув на прощание, развернулся и поспешил убраться прочь, пока тот не вышел из своей прострации.

«Отличная работа. Теперь он нам не помешает».

— Эй, не спишь? — бодро отчеканил голос Мари в трубке, когда Синдзи уже запрыгнул в открывшийся лифт.

— Какой из ответов тебя устроит больше?

— Хе, остряк. Дуй к школе, тут сейчас спектакль начнется.

— Опять игра?

— Нет-нет-нет, никаких игр, никакого шантажа, все сугубо добровольно. Но серьезно, ты должен это видеть. Только скорее, жду тебя за периметром со стороны спортзала. Давай, не пожалеешь.

Не дав дальше даже вставить и слова, девушка повесила трубку, и Синдзи так остался стоять в легком недоумении с телефоном у уха. Впрочем, поведение Мари его заинтересовало — она была немногословной, не язвительной, не пыталась манипулировать им, если не считать таковым детский трюк с примитивным любопытством. Говорила живым, даже добродушным тоном, не колко, хоть и как обычно напористо. Причин ехать к ней навстречу Синдзи не видел, но, тем не менее, через сорок пять минут был на месте. Прогуливаясь по пустынной роще вдоль ограды, он пытался убедить себя, что прибыл к школе только из-за отсутствия альтернатив, а не из-за интереса в очередном балагане от безумной девчонки, и уж точно не из-за трепетного желания увидеть ее еще раз, ощутить ее тело рядом с собой и полюбоваться ее всегда уверенным, притягивающим энергетикой видом.

— Пс! — раздалось из кустов. — Птенчики в гнездышке, прием.

— Чё? — только и успел произнести Синдзи, как две вырвавшиеся из зарослей изящные руки схватили его за шею и притянули к зеленой изгороди, к паутине