Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому все здания замка в действительности показались Кохану неподходящими для заключения такого преступника, на помощь которого могли явиться брат, сын и друзья.
Наконец, бурграф привел Кохана к башне, когда-то построенной для самых опасных преступников. Она не высоко выделялась над землей, но в ней было глубокое, с каменными стенами, подземелье, куда можно было проникнуть лишь по длинной приставной лестнице. Склеп этот был без окон и лишь наверху имел входное отверстие, прикрытое железной дверью на запоре. Он был темный, сырой, глубокий и узкий, как колодец; в нем, за все время существования, содержались лишь двое убийц, которые, после месячного пребывания, еле живыми были вынесены наверх, чтобы быть повешенными. Это была могила, куда смерть приходила медленно, заставляя мучиться и страдать от темноты, холода и гнили…
Моравец указал на эту яму, как на единственное, безопасное место для заключения Борковича, и Кохан решил поместить туда претупника, пока получится ответ короля. Моравец заявил, что только за эту яму он ручается, что пленник из нее не выберется, и никто туда не проникнет. Без всякого сострадания к Борковичу, его опустили на дно склепа, освободив его от веревок, и бросили туда немного соломы; Моравец тотчас же велел вытянуть наверх лестницу, закрыл железную дверь на замок и поставил там стражу. Десять дней прошло, пока получился ответ из Кракова. Там жалобы на Борковича, доказательства его измены, рассказы о злодеяниях, совершенных им, были так многочисленны и убедительны, нашлось столько людей, требовавших применения самого строгого наказания, что привезенный приговор гласил: – Уморить преступника голодом.
Приговор привез главный враг Борковича, Наленч, прозванный Грушей, жену которого Мацек изнасиловал и был причиной ее смерти. Он добровольно предложил свои услуги для приведения приговора в исполнение и получил словесное разрешение короля поступил с Мацеком по своему усмотрению.
Он то и распорядился, чтобы в яму ежедневно опускали охапку сена и кружку воды, словно животному, а не человеку. Сам Груша уселся у дверей подземелья и упивался стонами осужденного.
Хотя преступления, совершенные Мацеком, были многочисленны, и вина его была неимоверная, однако, находили такое наказание слишком жестоким, бесчеловечным, и ужас обуял всех, слышавших его стоны.
Боркович был человек крепкий и прожил гораздо дольше, чем предполагал его тюремщик. Он пил воду и грыз сухое сено; возможно что, когда Груша засыпал, люди из сострадания бросали в склеп кусочки хлеба. Прошла неделя, прошла и вторая, а из подземелья все еще доносились стоны и проклятья. Случалось, что наступила тишина, и Груша, желая удостовериться, жива ли еще жертва, окликал Борковича, который отвечал ему бранью и оскорблениями. Ежедневно повторялось одно и тоже и ежедневно палач надеялся на смерть преступника, которая освободит его от добровольно взятой на себя обязанности. Но Мацек все еще продолжал жить; лишь голос его, вначале сильный, становился слабее, более хриплым и менее выразительным.
На четвертой неделе Груша, слыша только тяжелое дыханье и бормотанье осужденного, спустился вниз с факелом в руках, чтобы посмотреть, что с ним делается.
Состояние узника было ужасное, но это не смягчило озлобленного тюремщика. Сгнившая и разорванная в куски одежда облегала тело, которое было покрыто ранами, лицо изменено до неузнаваемости, от голода руки были искусаны до крови. Он уже не мог ни встать, ни пошевельнуться, а лежал на мокрой земле, испачканной всякими нечистотами… Он с трудом переводил дыхание, но о сострадании не просил… Вероятно, он знал, что у Груши его не будет.
Кто знает, не надеялся ли он еще на спасенье извне, и не эти ли надежды поддерживали его силы?
На пятой неделе Груша, спустившись с факелом на дно, нашел своего врага неподвижно лежащим, с головой зарытым в солому, со слабыми признаками жизни.
Когда палач остановился возле своей жертвы и толкнул ее ногой, живой труп пошевелился, медленно с трудом приподнял голову и, устремив на него безжизненный взгляд, простонал:
– Ксендза!
– Тебе? Ксендза? Для того, чтобы избегнуть ада, куда ты предназначен? Собаке – собачья смерть! Погибай без утешения и без отпущенья…
Груша, проговорив эти слова, посмотрел на лицо Борковича, и жалость невольно овладела его сердцем. Шатаясь, как пьяный, он вскарабкался по лестнице на верх, и слезы текли из его глаз. Он послал за ксендзом. Исповедник, спустившись в склеп, после непродолжительного там пребывания, поднялся наверх, до того ослабленный видом мучений преступника и воздухом, которым ему пришлось дышать, что еле держался на ногах, и его должны были поддерживать, чтобы он не упал.
Сорок дней мучился Мацек Боркович, пока смерть не положила конец его страданиям.
Воспоминание о страшной смерти этого человека долго осталось в замке Олькуша, и фантастические рассказы о ней передавались из поколения в поколение.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
КОРОЛЬ ХЛОПОВ
День был весенний, но не веселая была весна в этот год, а такая же печальная, как и осень предшествовавшая. Господь как бы разгневался на Польшу и соседние государства и послал на них разные стихийные бедствия. Засеянные поля не дали урожая, луга и пастбища были выжжены зноем, дожди, град и бури уничтожили сады и огороды. Наступил голод с его спутниками – тяжелыми болезнями. Люди питались травами и древесной корой и погибали, извиваясь от мучительных болей или впадали в безумие. Деревни опустели, жители разбрелись, отыскивая пропитание и готовые отдать себя в кабалу за кусок хлеба, лишь бы избавиться от голодной смерти. Поля, леса и дороги были усеяны трупами, которыми питались хищные звери, собаки и вороны. Смрад от разложившихся мертвых тел отравлял воздух.
Люди пришли в отчаяние и ярость; из-за куска хлеба они убивали друг друга; толпы разъяренных, голодных людей шли в города, местечки, нападали на богатые дома, взламывали кладовые и амбары, грабили проезжих… Тревога и страх охватили всех, и всякий, имевший возможность, спешил удалиться в чужие края… Многие скрывались в богатые и укрепленные города, но и там, при большом скоплении голодного люда скоро наступал голод и появлялись болезни. В костелах служили молебны об избавлении от глада и мора, но Господь не внимал молитвам и не сжалился над страной. Чернь начала роптать… В это-то время толпы изнуренных людей с бледными лицами