А мир, похоже, пришел в Благодатные земли всерьез и надолго. Атэвы и те прекратили набеги на южные города и выказывали не свойственное им дружелюбие. В Арции по всем статьям начинался золотой век, и трудно было понять, отчего на душе было тревожно, пусто и муторно…

Баркасы — сначала с «Созвездия», затем с «Ветра» — причалили. Гребцы опустили весла и приготовились ждать возвращения капитанов. Рене, сбросивший пышные императорские одежды и с наслаждением надевший простое платье маринера, впрочем, необыкновенно ему идущее, прыгнул на землю первым. За ним последовал Ягоб. Несмотря на то что поход обещал стать просто приятной прогулкой, Герика была бесконечно благодарна зятю Димана за настырность, с которой тот навязал Рене свое общество.

Запретить вольному капитану идти туда, куда он хочет, нельзя, и Рене, хоть и сквозь зубы (раздражала излишняя заботливость), согласился с тем, что «Осенний Ветер» пойдет к неведомым землям вместе с ним. И вот сегодня Ягоб, как всегда затянутый в серое, весело улыбался провожающим, подмигивая хорошеньким женщинам. Рене тоже слегка улыбался, но по сторонам не глядел. Легкой, почти эльфийской походкой, так не похожей на обычную моряцкую развалочку, император приблизился к старому Эрику.

Герика знала, что сейчас произойдет. Глава Совета Маринеров примет из рук уходящих символические ключи от якорных цепей, которые будут храниться в зале Совета до того дня, когда «Созвездие Рыси» вновь войдет в родную гавань, или же вечно, если корабль не найдет дороги домой. Возлюбленная Рене видела такие ключи, укрепленные на черной каменной доске, где выбивались название корабля, имя капитана и год, месяц и число, когда он в последний раз покинул Идакону. Под черной доской стоял массивный стол с гематитовой крышкой, именно на нее Эрик сегодня на закате водрузит бережно принятые им ключи с «Созвездия» и «Осеннего Ветра».

Рене встал на одно колено и протянул старейшине узкую шкатулку, которую тот и принял, произнося известные каждому маринеру слова: «Уходи и возвращайся, что бы ты ни встретил на пути». В ответ Рене, глядя в глаза Эрика, отчеканил ответную фразу: «Я вернусь, потому что меня ждут».

После этого наступало время прощания с близкими, но на сей раз все пошло иначе. Первым нарушил обычай Максимилиан, по знаку которого причал огласило торжественное и строгое пение. Как бы ни относились маринеры к Церкви Единой и Единственной, не почувствовать торжественности и уместности этой суровой музыки они не могли. Когда отзвенели последние звуки, усиленные водой, кардинал произнес короткую проповедь, которая не вызвала восторга, но и отторжения не последовало. Люди согласились с тем, что поп во многом прав и к тому же желает путникам удачи, а от этого еще никому худо не было. Зато то, что случилось потом, внесло сумятицу не в одну душу.

Рене Аррой, получив напутствие Эрика и благословение Церкви, подошел к своему сыну, стоявшему рядом с Белкой. Следующей должна была стать Герика, после чего на площадь выкатят бочонки с атэвскими винами и все выпьют за удачу и возвращение… Однако пронзительный кликушествующий вопль, раздавшийся над пристанью, мало напоминал пожелание счастливого плавания.

Старая Зенобия пришла отнюдь не из любопытства. Нянька Ольвии, пронзительно крича, тыкала скрюченным пальцем в сторону Рене, а с уст ее срывались проклятия. Сотни людей на площади Альбатроса ошалело слушали разносящиеся далеко слова. Старуха знала, куда бить, и била наотмашь.

— …чтоб ты ждал смерти и не мог дождаться, чтоб тебе стать защитником своих врагов и губить своих друзей, и чтобы ты никогда не вернулся к своей шлюхе, чтобы вы бежали друг за другом и не догнали! Да не найдется такого камня, где б ты мог преклонить свою голову, пусть не будет у тебя могилы ни в море, ни на земле, пусть твоя память станет пыткой, а память о тебе — позором… Чтоб увидел ты, как твое семя уничтожает друг друга, а твой дом зарастает волчцами, пусть… — старуха схватилась за горло и, испустив короткий глупый звук, завалилась за спину; тяжелая юбка задралась, и стало видно, как конвульсивно дергаются иссохшие ноги. В шее Зенобии торчал кинжал с роговой рукояткой.

Люди растерянно оглядывались, но Роман, стоявший сзади Рене, сразу понял, в чем дело, и бросился к кучке гоблинов. Криза дерзко взглянула в глаза эльфу:

— Разве ты не знать… Проклятье не жить, если убивать ведуна, пока он не кончать… Вы чуть не опоздать!

— А ведь она дело говорит, — пожилой маринер вздохнул с явным облегчением, — так оно и должно быть: нет колдуна, нет и колдовства…

— Вот ведь гадина, — в сердцах плюнула какая-то женщина… — Сама шлюхой была, шлюху воспитала, и туда же… Да любой другой вместо капитана эту Ольвию еще пятнадцать лет назад…

Поступок Кризы вызвал живейшее одобрение, и раскрасневшаяся от смущения орка в конце концов спряталась за спину Уррика со словами: «Мне они нравиться… Оба. Капитан и невеста. Я хотеть, чтобы они встречаться и жить вместе! Старая мешать…»

— Так и будет! Спасибо тебе! — Рене уже стоял рядом. — Хотя убивать ее вряд ли стоило, старая ведьма совсем рехнулась!

— Она не была безумна, — Максимилиан не замедлил сказать свое веское слово, — то, что она делала, совершенно очевидно являлось Запретной магией, причем направленной на то, чтобы нанести смертельный вред. По закону это преступление, карающееся смертью. Да, эта девушка поспешила, но лишь потому, что сочла необходимым остановить смертельно опасное колдовство. Именем Церкви нашей Единой и Единственной я, ее смиренный слуга, свидетельствую и утверждаю, что именуемая Кризой невиновна и поступок ее угоден Творцу нашему!

На сей раз выступление клирика было встречено восторженным ревом. «Вот так и завоевывают сердца и души», — подумал Рене и столкнулся взглядом с Герикой.

Тарскийка слышала все слова, произносимые Зенобией. Видимо, странный и опасный дар действительно покинул ее, так как волна Силы, которая смела бы с лица земли мерзкую старуху, не поднялась. Просто сердце женщины сжала ледяная чудовищная лапа, а ноги словно бы приросли к земле. К действительности ее вернули слова, которыми вполголоса обменялись Клэр и Эмзар.

— Мне это не нравится, — голос владыки Лебедей был тревожен, — не могу понять, в чем дело, но что-то произошло…

— Я почувствовал, — Клэр выглядел до предела озабоченным, — их надо остановить…

— Поздно, — прошептал Эмзар, — они все равно уйдут, они должны уйти… Это та судьба, против которой нельзя бороться, именно потому, что ее можно победить. А затем… Затем наступит конец всему…

Дальше Герика не слушала. Сжав зубы, она стремительно пробивалась к Рене, и люди с готовностью расступались перед ней. Император стоял рядом с гоблинами, рядом маячил Максимилиан, из-за плеча Арроя сверкнули синие очи Романа, но дочери Годоя не было никакого дела до того, слышит ли ее кто-нибудь.

— Рене! — она бесстрашно взглянула ему в лицо. — Или убей меня здесь и сейчас, или возьми с собой.

Ей не было никакого дела до восторженно-одобрительных взглядов, которыми обменялись люди на площади. Ей вообще не было ни до чего дела. Она видела только своего адмирала, который со смехом прижал ее к себе.