Но руки и ноги продолжили сеять смерть. Он двинул копейщику в пах, и стальной носок саботона расплющил тестикулы, а Красный Рыцарь тем временем схватился за его копье – правая рука взвилась, и налокотник из закаленной стали сорвал с лица нос второму копьеносцу, который пытался повиснуть у Красного Рыцаря на спине.

Левая нога в чем-то застряла. Это угрожало равновесию, а Красный Рыцарь дрался с такой оравой, что высвободить ее было некогда.

Он с ужасающей ясностью понял, что падает. Устойчивость терялась постепенно. Он ударил кинжалом сверху в бронированную спину врага, и треугольный клинок прошил пластины, как шило – дратву.

Он попытался использовать кинжал как упор, чтобы удержаться на ногах.

Тут в левом колене что-то подалось.

«Проклятье. Что ж, я старался!» – подумал он и рухнул.

Наемная кавалерия смотрела, как на нее надвигается безумная орда. Пехота не может атаковать конницу, всем известно, что это верное самоубийство.

Она все равно наступала.

Командир – рыцарь-южанин из далекой Окситании – повел копьем.

– Дражайшие друзья! – сказал он выспренне. – Это отважные мужи и достойные противники. Раз они рвутся в бой… – Он улыбнулся. – Придется удовлетворить их желание!

Он опустил забрало и встряхнул головой, дабы убедиться, что огромный шлем сидит прочно. Направил копье.

– За Святого Иакова! – взревел он.

Не все наемники были окситанцами, и боевые кличи слились в полифонию. Рыцари опустили копья и медленно, с грохотом тронулись навстречу полоумным топорникам.

При столкновении показалось, будто взорвалась плоть. Топоры отсекли передние ноги боевым коням, а копья пронзили многослойную броню. В первом ряду погибло целое поколение нордиканцев – смерть в мгновение ока пожрала пятую их часть.

Уцелевшие не дрогнули. Огромные топоры взметнулись вновь. Кони приняли бой – мелькнули копыта, а четверка друзей, которая встала по центру плечом к плечу, завалила двух лошадей, и остальным стало не проехать. Этот островок посреди нордиканского строя уподобился корабельному носу в бурю.

Рыцари замедлили ход, и кони стали более уязвимы. Копья были отброшены, сверкнули мечи.

Никакой щит на свете не остановит топор, которым взмахнет человек ростом с вашего скакуна. И даже если закаленная пластина выдержит, вас все равно вышибет из седла. Но в тот момент, когда смертоносный великан перемещает вес и замахивается топором для очередного сокрушительного удара, он становится весьма уязвим.

Погибли выдающиеся мужи. Воины и рыцари, ветераны с десятком ранений умерли в считаные секунды, даже не вычислив своих убийц.

Конница поднажала, и нордиканцы отпрянули.

Фракейские крестьяне сломались.

Они продержались дольше, чем кто-либо был вправе ожидать; самые храбрые из них сломя голову мчались за смеющимися вардариотами и умирали от метко пущенных стрел. Лучших убили, остались нерешительные и медлительные. В конце концов они повернулись и бросились прочь, словно стервятники, которых согнали с падали.

Вардариоты, собаку съевшие на таких боях, отступали до самых каменных построек одинокой фермы. Отпуская шуточки и меняя колчаны, они позволили оставшимся фракейцам жить дальше.

Граф Зак пересчитал коней. Он потерял одного человека.

– Где Хенгиз? – крикнул он.

– Подпруга порвалась! – отозвался хавильдар. Ему вторили смехом.

Было видно, как напротив перестраивается главная вражеская конница. Строй пришлось разомкнуть, чтобы впустить крестьян, и дело проходило неважно. Налицо была упущенная возможность, однако сопровождение крестьян вплотную могло обернуться бедой.

Зак повел плечами.

– Готовы, дорогие мои?

Воздух наполнился криками.

Он глянул налево. Там бились нордиканцы, готовые умереть, но не сдвинуться ни на шаг. Похоже, центр побеждал. Зак нахмурился.

От головного отряда блистательных схолариев подъехал сэр Георгий.

– Это было не сложнее учебной задачи, – сказал он. – Перестрелка. И…

Граф Зак просиял от удовольствия.

– Поистине высокая похвала от графа схолариев.

Враг оставался занят устрашенными крестьянами, которые столпились перед его кавалерией. «Увы!» – подумал граф Зак.

– Другое дело – теперь, – заметил Георгий.

– Ха! – рассмеялся граф Зак. – Две тысячи сельских конников? Между нами пятьсот человек. Справимся! – усмехнулся он и пожал плечами. – Если только их истриканцы не обойдут эти постройки за час, и тогда нам конец. Я себе цену знаю. А вы?

Сэр Георгий улыбнулся.

– Как начнем? – спросил он.

– А, вы доверяете мне командование? – Граф Зак был коротышка, но при этих словах выпрямился и подтянулся.

– Доверяю.

– Тогда, полагаю, начнем с сокрушительного поражения. Идет? – рассмеялся он.

Сэр Георгий подхватил его смех.

– Вот они! – крикнул Дмитрий, гипаспист-щитоносец сэра Кристоса.

Сэр Кристос наблюдал за приближением вардариотов и схолариев – людей, которыми он командовал в других сражениях. Стройность их рядов и отточенность движений, когда они извлекали луки из чехлов, разительно контрастировали с бестолковостью его деревенских тагм, которые все еще боролись с собственными крестьянами, зачастую – своими же друзьями и соседями. Землевладелец свешивался с седла и слушал причитания плачущего мужчины о том, что брат его пал лютой смертью, продырявленный красными варварами.

Все это было очень по-морейски, и он любил их за любовь к своим. Но и видел, какой бедой грозит эта возня.

– Эй, там, поживее! – взревел Кристос. – Расчистите мой фронт! Атака будет ложной – видите их луки? Они подойдут, пустят стрелы и удерут. Мы не ответим – вы меня слышите, гетайры? Ни шагу с места!

Неприятельская конница приближалась быстрой рысцой. За двести шагов, когда наемники-латиняне врезались в нордиканцев со звуком, достойным Рагнарёка, два гвардейских полка перешли на легкий галоп.

– Поднять щиты! – гаркнул Кристос.

Крестьяне, сгрудившиеся перед конницей, подняли, какие остались, щиты.

Обрушился ливень стрел. Иные вардариоты пустили стрелы со свистками, и воздух наполнился визгом.

Опытные лучники из его страдиотов ответили собственным залпом.

Люди и лошади падали с обеих сторон.

Гвардейцы развернулись и поскакали прочь, оставив на поле несколько убитых людей и животных. Они выстрелили снова, назад. Опять разлетелся визг. Потребовалась немалая отвага, чтобы выстоять с поднятой головой, пока звук приближается, – всего секунда, но самая долгая в жизни. И, возможно, последняя.