Органы госбезопасности не устраивало сложившееся положение, и постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 19 апреля 1940 года предписало ввести в штаты органов Третьих управлений наркоматов обороны и военно-морского флота заместителей начальника, непосредственно подчиненных НКГБ или соответствующим УНКГБ. Официально их главной обязанностью являлось информирование начальников о делах, находящихся в производстве органов государственной безопасности и имеющих отношение к вооруженным силам. В действительности же эти люди явились эффективным средством для сохранения контроля НКГБ над военной контрразведкой, тем более, что в том же постановлении предусматривалась обязанность органов Третьих управлений сообщать коллегам из госбезопасности обо всех произведенных ими арестах. Те имели право забрать в собственное производство любое следственное или агентурное дело вместе с арестованными и даже с агентурой.

Однако реорганизация привела к иному перекосу в контрразведывательном обслуживании вооруженных сил. Вывод военной контрразведки из состава НКВД создал массу серьезных проблем в ограждении вооруженных сил от проникновения вражеской агентуры и в обеспечении безопасности ближних тылов пограничных военных округов в противодиверсионном отношении. Ранее Особые отделы, не располагавшие собственными подразделениями наружного наблюдения, слухового контроля и прочими обеспечивающими любой контрразведывательный процесс вспомогательными службами, использовали для этой цели силы и средства НКВД. Теперь же они оказались в различных наркоматах, практические вопросы взаимодействия между которыми не были должным образом отработаны. После 22 июня 1941 года эти упущения в полной мере скажутся на обеспечении безопасности ближних тылов округов и фронтов и послужат одной из основных причин срочного возвращения военной контрразведки в состав органов госбезопасности.

Внешняя разведка избежала столь принципиальной реорганизации. Штатная численность ее аппарата устанавливалась в количестве 695 человек, в которое входил персонал 45 “легальных” и 14 нелегальных резидентур, иногда довольно крупных. Так, например, загранточка в США насчитывала 18 сотрудников, в Финляндии — 17, в Германии — 13. Уже в основном восстановленный к этому времени агентурный аппарат в целом насчитывал приблизительно 600 источников. Предвоенная смета на содержание разведки достигла заметных величин, и вызывает серьезное сомнение информация о прямых бюджетных ассигнованиях на ОГПУ в 1923–1924 финансовом году в размере всего 58 тысяч рублей[281]. Эта сумма не покрыла бы даже расходы на заработную плату сотрудников любого из отделов центрального аппарата управления. Конечно, наивно полагать, что себестоимость разведки ограничивалась мизерной официальной суммой. Многое было скрыто в бюджетах других ведомств, еще большие средства поступали из внебюджетных источников, включая собственные коммерческие предприятия как разведки, так и системы госбезопасности в целом. Для сравнения можно привести более реальные величины финансирования военной разведки, сравнимой с внешней по численности персонала и размаху операций. Только в валюте в 1926 году она получила 1 миллион 763 тысячи золотых рублей, а с 1929 по 1931 годы бюджетные ассигнования на нее достигли почти 3 миллионов долларов США и свыше 1,5 золотых миллионов рублей. Этого было совершенно недостаточно, и уже в 1936 году военные разведчики получили 2 миллиона золотых рублей, а в 1940 — 9 миллионов[282]. Принимая приведенные цифры в качестве опорных, следует учесть, что внешняя разведка тратила, вероятно, несколько меньше за счет отсутствия в ней института военных атташе и военных советников.

С финансами было непросто, но значительно сложнее обстояло дело с людьми. Репрессии до крайности обескровили разведку, вследствие чего требовалось срочно заняться подготовкой ее пополнения. Если обучение кадров для контрразведывательных подразделений было более-менее налажено в Высшей школе НКВД СССР, основанной еще в 1921 году в статусе Высших курсов ВЧК, то разведка своего специализированного учебного заведения не имела. Для исправления создавшегося положения 3 октября 1938 года была организована Школа особого назначения (ШОН), первым руководителем которой стал В. X. Шармазанашвили. Школа размещалась под Москвой во внешне непривлекательных, но хорошо оборудованных домиках, и уже в первый год ее существования там обучались до 30 будущих разведчиков. Установленный годовой бюджет в 1,5 миллиона рублей позволял обеспечить весьма высокий уровень преподавания общеобразовательных, специальных и языковых дисциплин. В ШОН на кафедре “Восток” преподавались японский, китайский, персидский и турецкий языки, а на кафедре “Запад” — английский, немецкий, испанский, французский и итальянский. Так в Советском Союзе была начата систематическая подготовка профессиональных разведчиков, которым предстояло закрыть бреши, пробитые репрессиями в агентурной работе.

Наркомат внутренних дел продолжал заниматься вопросами разведки даже после выделения из него органов государственной безопасности. В его составе по-прежнему находилась пограничная разведка, а 16 июня 1941 года начала формироваться Особая группа при наркоме НКВД, которую планировалось привести в состояние готовности с 1 июля. Фактически это строго засекреченное подразделение являлось преемником распущенной в 1938 году “группы Яши”, но в преддверии надвигающейся войны с Германией его задачи были значительно расширены. По словам руководителя Особой группы Судоплатова, к ее функциям относились “ведение разведопераций против Германии и ее. сателлитов, организация партизанской войны, создание агентурной сети на территории, находящейся под немецкой оккупацией, руководство специальными радиоиграми с немецкой разведкой для дезинформации противника”[283]. Практическая деятельность группы началась лишь после 22 июня, поэтому она рассматривается в соответствующей главе. Кроме того, в НКВД сохранялось небольшое собственное криптографическое подразделение, именовавшееся 6-м отделением наркомата.

Реформа органов государственной безопасности сопровождалась некоторыми изменениями в подходе к основным видам и методам их деятельности. Прежде всего это относилось к агентурно-оперативной работе, что и было указано в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 3 февраля 1941 года в качестве основной задачи создания НКГБ СССР. Ее цели, задачи, объекты и направления оставались в основном неизменными, сохранялась и концепция разделения агентурного аппарата на осведомителей, сообщавших первичную информацию, и агентов (спецосведомителей), участвовавших в конкретных разработках, однако их практическое использование подверглось серьезной корректировке. Прежде всего, было установлено, что агентом может быть не любой секретный сотрудник, а лишь задействованный в конкретной оперативной разработке и имеющий доверительные отношения с объектами разработки. При этом выдвигалось требование воспитать у него высокие личные качества, позволяющие внедряться в закордонные антисоветские центры и органы иностранных разведывательных служб. Осведомители же не пользовались доверием разрабатываемых, а лишь занимали позиции, позволявшие получать ту или иную информацию об объектах заинтересованности. Соответственно различался и уровень руководителей этих категорий секретных сотрудников. Если агенты находились на связи с оперативным работником, то осведомители — как правило, с резидентом. В первой половине 1941 года была проведена чистка агентурно-осведомительного аппарата, причем в данном случае под этим термином не подразумевались репрессии. Пассивные и утратившие связь с руководителями негласные сотрудники, а также дезинформаторы и неспособные агенты просто исключались из списков агентуры, что на практике обычно означало не более, чем