тех местах, где когда-то человек погиб. Причем погиб глупо, внезапно, незапланированно. Сердечный приступ там или разбойники напали. Или, применительно к нашему времени, — автоавария.

Так вот — поселится она в таком месте и сидит там как в засаде, ждет того, у кого ума хватит там днем остановиться передохнуть. И если такой дурачок найдется, который рядом с могилой, что мара облюбовала, заснет — все, он пропал. Она уже с него не слезет, будет из него все вытягивать — мечты, покой, сон, чувства, подменять подлинную реальность искусственной, той, в которой ее жертва будет более уязвима. А когда все кончится, то и жизнь бедолаги подойдет к концу, потому как человеку без души существовать совершенно невозможно.

Но это, конечно, крайности. Есть мары и попроще, скажем так — с более узкой специализацией. С одной из таких — «сонливицей» — я и собирался сегодня познакомить нашего отважного безопасника.

Она на фоне своих старших сестер выглядела практически безвредной. Она всего-то вызывала из глубин подсознания спящего человека его самые сокровенные страхи и превращала их в широкоформатные, стереоскопические видения с полным эффектом присутствия. И с невозможностью покинуть данный сеанс до того момента, пока мара этого не захочет. То есть пока досыта не наестся страхом того, кто попался в ее цепкие лапки.

То есть — веселая ночка Силуянову гарантирована. Пока — одна. А там поглядим.

— Родька, расчехляй наш инструментарий, — сообщил я слуге, вернувшись на кухню. — Развлечемся на сон грядущий.

— Лександр, может, не надо сегодня? — озабоченно спросил Вавила Силыч. — Я же вижу, ты лихое задумал.

— Я мстю, и мстя моя страшна, — подтвердил я опасения подъездного. — Можно было бы и сдачи кулаком дать, но я предпочту обраточку включить тем способом, который мне более привычен.

— Ну не знаю, — продолжал сомневаться Вавила Силыч. — Месть мести рознь. Иной раз лучше воздержаться. А чего сотворить-то решил?

— Мару на этого хмыря напущу, — ответил я охотно. — Она ему жизни даст!

— Мару? — нахмурился подъездный. — Александр, мы ведь когда еще договорились о том, что мне таких гостей тут не надо? И обчество не поймет!

— Прости, Вавила Силыч, — тут же понял свою ошибку я. — Надо было сразу тебе сказать о своих планах, чтобы непонимания не возникло. Ты не волнуйся, я не какую-нибудь из тех, что возвращаются к заклинателю, вызываю. Простую «сонливицу», она тут и не появится даже.

— Все равно не дело это, — покачал головой подъездный. — Не надо тебе на эту дорожку вставать, парень. Сначала мары, потом тени, потом темные охотники. А после что? Кем ты станешь? Я же понимаю, ты так и так принадлежишь не к миру Дня, твоя судьба идти среди мертвых душ, но и среди них можно остаться живым человеком. Но если ты потихоньку, помаленьку начнешь поворачивать на эту дорожку, то добра не жди.

— Хозяину виднее, чего творить, — подал голос Родька. — Он ведьмак и в своем праве.

— Да это понятно, — грустно произнес Вавила Силыч. — Только вот не хочу я про вас думать, как про тех, кого надо из этих стен выжить любой ценой, чтобы остальным жильцам беды не было.

— Да не собираюсь я мутировать в Черного Властелина, — положил я ладонь на крепкое, словно из дерева выточенное плечо подъездного, который, поникнув, скукожился на табуретке. — Даже мыслей таких нет. Просто хочу попробовать, получится у меня эту пакость вызвать или нет? Ну и кое-кому за свою челюсть отомстить. Знаете как она у меня ныла? Если бы не таблетка… Да и завтра, небось, мне мало не покажется. Разве что потом еще зелье для нее сварить?

— Челюсть — это ладно, — Вавила Силыч привстал, припечатал свои длиннопалые руки к моему лицу и резко дунул мне в нос. — Вот и все. И не болит больше. Может — ну ее, «сонливицу»?

Особой разницы в состоянии я не ощутил, «кетанол», как я и говорил, действовал по полной, но при этом у меня появилась уверенность, что да, боли больше не будет.

О как. Он, оказывается, и так может?

— Вавила Силыч, спасибо, — поблагодарил я подъездного. — Прямо не ожидал. Но мару все одно вызову, уж не обессудь. Правда — просто интересно. Но при этом обещаю, что больше таким здесь заниматься не буду. И не здесь — тоже.

— Сомнительный интерес, — проворчал подъездный. — Тут останусь, присмотрю за вами. Неровен час, еще какую гадость сюда подманите сдуру, так я ее хоть почую, сделать чего успею.

Надо же, не думал, что он так на мои забавы отреагирует. Любопытно, а что по этому поводу Нифонтов сказал бы? И не узнает ли он часом о моих экспериментах?

Впрочем — если узнает, тогда и говорить с ним будем. А если нет — так и ладно.

Пока Родька готовил горелку, начищал плошку и пестик, я сначала открыл книгу на нужной странице, а после пошел в комнату, где взял один из своих старых телефонов и вставил в него «симку», которая, хвала небесам, к нему подошла. Просто телефон был сильно не новый, аж кнопочный. Но выбор у меня, увы, был невелик. Имелась одна модель поприличнее, но ее окончательно присвоил себе Родька и теперь с ней не расставался. Очень ему нравилось с ней играться. Можно было бы отнять, но это будет такая драма, такая трагедия… «Великолепный век» отдыхает.

Ну нафиг, короче.

Аппарат покурлыкал и сообщил мне, что есть несколько непрочитанных сообщений, которые, предсказуемо, оказались от Ряжской. Я их даже читать не стал. Чего там может быть нового?

— Хозяин, — окликнул меня слуга с кухни. — Все готово. Давай, говори, какие ингредиенты для дела нужны? Я читать не умею. Да и нельзя мне в книгу лезть, ты знаешь.

— Ага, — я положил телефон на шкаф, прихватил кое-что из кармана пиджака, который так до сих пор и валялся на диване, а после поспешил к нему. — Молодца. Значит, так, сначала измельчи меру тысячелистника, потом добавь к нему тополиный бальзам, десять капель.

— Десять капель, — повторил Родька. — Ага, что дальше?

— Дальше, — я поводил пальцем по листу книги. — Ставим на огонь и добавляем по три меры росянки и наперстянки. После, как закипит, бросим пять сушеных ягод бузины. Ну и два корня — папортника и рогоза, это, я так понимаю, для нашей защиты.

— Немудрящий рецепт, — заметил Родька. — Больно прост.

— Это на первый взгляд, — веско произнес я. — Под конец надо добавить в получившуюся смесь кровь, слюну или какую другую часть того, на кого мы напустим мару. Без этого ничего не получится.

— Жутко звучит, — заметил