Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, к счастью, благородство, пробудившееся в Леопольде, всё же не до конца вытеснило из его сознания здравый смысл. Получить выкуп он всё равно хотел и тоже был уверен: этот выкуп ему заплатят. (Впрочем, у Леопольда имелись и другие соображения, о которых император не знал.)
Заверив сейм, что он сам давно понял свою ошибку и сожалеет о ней и что гнев Папы Римского печалит его до глубины души, герцог тотчас прибавил:
— Но тем не менее, поскольку я вассал его императорского величества, то не могу освободить короля Англии, не оговорив этого с ним... то есть с императором.
Возмущённого рёва зала Генрих не слушал. Он постарался как можно скорее покинуть ратушу. Но стражникам на площади приказал присоединиться к воинам Леопольда Австрийского, которые будут сопровождать Ричарда.
Час спустя император не без облегчения узнал, что Леопольд решил не уезжать сразу после сейма в Дюренштейн и не увозить туда своего пленника (теперь уже скорее — своего гостя), а остаться в Вормсе до утра. Здешний епископ Валентин, недавний участник Крестового похода и близкий друг Доминика, пригласил антверпенского епископа и герцога со всей свитой остановиться в его доме.
Этот дом был настоящим замком, и места в нём хватило для всех. А тратиться на приготовление трапезы доброму священнослужителю даже не пришлось: восхищённые решением сейма, жители города встретили епископа и его гостей у ворот замка, привезя туда несколько телег всяческих даров.
Эдгар Лионский и его друзья, присоединившиеся к свите герцога Леопольда, признались друг другу, что слышанные ими легенды о немецкой прижимистости — чистейшие враки! На телегах красовались с десяток бочонков лучшего рейнского вина, корзины яблок, абрикосов и винограда, не менее трёх десятков упитанных поросят, тушки гусей и уток, сосчитать которые было уже затруднительно, а также — короба свежеиспечённого хлеба и корзинки с зеленью. Словом — всё, что нашлось у добрых бюргеров, которым очень уж хотелось засвидетельствовать своё почтение великому герою и полководцу, а заодно — и похвалиться перед соседями, что им довелось принимать в Вормсе самого Ричарда, угощать его и доказать ему свою дружбу. Излишне говорить, что Леопольду Австрийскому и всему его отряду, а заодно — самому епископу Валентину, хозяину замка, пришлось целый час топтаться перед воротами. Толпа горожан числом около двух тысяч окружила их и не пропускала, покуда Ричард, ехавший в окружении своих друзей, не поговорил со старшинами местных гильдий, не помахал рукой десяткам женщин, не ответил на множество вопросов.
Это был настоящий триумф! О чём соглядатаи тотчас донесли императору, окончательно испортив его и без того прескверное настроение.
Генрих собирался тоже уехать утром, но ему даже не захотелось ночевать в Вормсе: император был бесконечно зол на этот непокорный город, а потому приказал раскинуть шатры за его стенами. И отправил герольда к герцогу Леопольду, приказывая тому тотчас прибыть к своему сюзерену. По крайней мере, император надеялся испортить проклятому австрийцу ужин: там, в замке епископа, небось, все уже садятся за роскошно накрытые столы, а Леопольд будет вынужден опоздать к трапезе.
Герцог подчинился приказу и явился. Правда, прихватив два десятка воинов и таким образом дав своему сюзерену понять, что не слишком ему доверяет. Генриху пришлось проглотить это оскорбление. Он встретил Леопольда, сидя перед шатром на двух положенных одно на другое сёдлах, с кубком вина в одной руке и с полуобглоданной ножкой ягнёнка — в другой. (Герцог очень любит поесть, сейчас он голоден, так вот пускай и поглотает слюни! Угощать его здесь никто не станет).
— Долго вы, однако же, едете, любезный Леопольд! — воскликнул император. Между тем его вассал, спешившись, кинул поводья воину и подошёл к Генриху, ища глазами, куда бы сесть, но обнаруживая, что сесть ему явно не на что. (Это — в добавление к вину и ягнячьей ножке!)
— Я так и думал, что вы ещё не отобедали, и не хотел вам мешать, ваше величество, — ответил герцог, отвешивая поклон. — Впрочем, кажется, ваш обед был не очень обильным, и вы успели с ним почти покончить. Мне же, боюсь, сегодня придётся провести за столом весь вечер. Видели бы вы, мой император, чего только не навезли здешние жители в замок епископа! Точно это не горожане, а жители богатой деревни, где на каждую гуфу по десяток моргенов надела. Поросятки розовые, как щёчки наших крестьянок, гуси размером с бочонок! А вина-то, вина! У-у-ух! Я и у себя в Дюренштейне давненько так не пировал, как попирую нынче.
Генрих подивился — отчего до сих пор считал Леопольда полным дурнем? Он вовсе даже не дурак — вон как поддевает, мстит за дурной приём. Ну, пускай болтает! Окончательно с ним ссориться нельзя. Сейчас — никак нельзя...
— Рад, что жители Вормса так любят своего епископа, — подавив раздражение, проговорил император. — Но, кстати, о Дюренштейне: вы ведь собираетесь отсюда двинуться именно туда?
— Я собираюсь в Австрию, — ответил Леопольд. — А в какой из замков, решу по дороге.
Теперь Генрих не стал сдерживаться и гневно нахмурился:
— Но мне нужно знать, куда вы увезёте короля Ричарда! Вы ведь понимаете, что, независимо от решения сейма, он пока ещё в плену?
Леопольд вздохнул:
— Понимаю, что могу быть вот-вот отлучён от церкви за свой поступок, и меня это вовсе не радует. Одно утешение — меня отлучат вместе с вашим величеством!
«Ах ты свинья! — в бешенстве подумал Генрих. — Вот ты как заговорил! Понял, что сейчас всё не в мою пользу, и начал наглеть. Тупоголовый пьяница! Жирный обжора! Не рано ли стал огрызаться на своего императора?»
Однако вслух Генрих произнёс спокойно:
— А