как Полиция нравов такое прозевала? И почему я ничего об этом не знаю, и даже ребята мне не говорили на личных встречах?

Она присела на соседний стул и уронила лицо в ладони.

— А кто бы ими интересовался? — тихо сказала Илона. — Они инвалиды, еще и с олигофренией. Их во все времена запирают под замок, чтобы приличным людям глаза не мозолили, собственные семьи с облегчением спихивают заботу о них на государство, а потом практически не навещают. Если и родня не беспокоится, остальным тем более наплевать. А найдется неравнодушный сотрудник, который заподозрит неладное и напишет заявление моралфагам — пойдет потом сам под трибунал, как хулитель новой власти. А ребята молчали потому, что им стыдно: товарищей по приюту забрали к господам Великим, а их — нет, значит, плохие, недостойные. Ты же слышала, едва ли не дерутся за то, чтобы их первыми увезли.

Илона вытерла слезы и долго смотрела на закат, догорающий над темными сопками. От закипающего внутри гнева трясло, каменный балкон словно гудел под ладонями. Земля отзывалась на ее ярость и тихонько напевала звоном в ушах — только позови, только пожелай…

— Кира, я не отдам их этим тварям, — сжала она кулак. — В бани, значит, их повезли? Так я эти бани разберу по кирпичику и на воздух подниму, если надо, но ребят освобожу!

— Тише, тише, не спеши, — валькирия положила ладонь Илоне на плечо. — Пойдем другими путями. Я позвоню туда и узнаю, можно ли прямо сейчас забронировать парилку на десять человек. Скажу, что пьяниц ловим, а как поймаем — надо их срочно на исправительные работы определить, а до этого помыть да побрить, потому и хотим приехать после наступления комендантского часа.

Столб с натянутой веревкой, стоящий в крапиве, накренился и со скрипом рухнул в зеленую поросль. Кира проводила его тяжелым взглядом и отрешенно махнула рукой.

— Конечно, в бане мне откажут, потому что большая парилка у них одна, и сейчас она занята, зато любезно сообщат ближайшее свободное время. Так мы поймем, когда примерно их увезут. Подкараулим машину на выезде из города, я знаю дорогу, по которой они будут добираться. Вряд ли они поедут в огромном кортеже с ищейками, он слишком заметный.

— Так улицы нынче после восьми часов пусты, кто их увидит?

— Кто-нибудь да увидит. Не будут они так рисковать. До этого времени заберем твоего старика. Кстати, почему вдруг он ветеран?

— Потому что участник Главной войны. Ученым был, оружие изобретал, ну и на фронте воевать довелось, — Илона с недоумением уставилась на валькирию. — Ты не знаешь историю мира, в который переехала?

— Как раз очень хорошо знаю. Какой сейчас год?

— Одиннадцатый год светлой эпохи Всеобщего равенства, — заученно оттарабанила Илона.

— А по старому стилю? — спросила валькирия, выразительно подняв брови.

— Эммм… Две тысячи тридцать восьмой.

— А Главная война когда случилась?

Илона помнила эти цифры назубок, их в свое время заучивали и в детском садике, и в школе, а потом в университете. Но сложить одно к одному она почему-то догадалась только сейчас. Кровь жаркой волной прилила к щекам, и она ахнула, зажав рот.

— Вашему ветерану, если он действительно был ученым на момент начала военных действий, сейчас минимум сто тридцать лет, — сказала Кира, подтверждая ее догадку. — Многовато для простого человека, как думаешь?

— Я ничего уже не думаю, у меня разум вытек из ушей, — простонала Илона, держась за балконные перила. — Неужели он тоже… из ваших?

— Выясним, — ответила валькирия, вставая. — Пошли, сообщим нашим нерадостные новости, а затем соберемся за стариком и детьми. Попутно надо весточку передать соколиному правителю, чтобы подготовил армию в считанные часы. Больше ждать нельзя.

* * *

Полночь накрыла город тяжелым свинцовым одеялом, давящим на виски. Отчаянно, до дурноты хотелось кофе. Как назло, в период стресса у Илоны просыпался зверский голод. Она посмотрела на проплывавшую мимо круглосуточную заправку с покосившейся вывеской на ларьке со здоровыми перекусами и жалобно вздохнула.

— Можем заехать, — тут же шепнула Кира, с тревогой наблюдавшая за подругой весь вечер. — Рагнара нет, на мозги капать никто не будет. А заправиться все равно надо.

— Мне тоже захватите, — в щели между передними сиденьями блеснули глаза Айрела. — От ваших новостей не по себе, весь аппетит перебило, но надо что-то в себя впихнуть, иначе скрутит желудок часа через три.

— Братец, ты же людей в юности жрал и не морщился, — фыркнула Эльза, ехавшая четвертым пассажиром в Кириной машине. — Откуда вдруг такая чувствительность? Я согласна, что ситуация очень неприятная, но не до такой степени, чтобы аппетит портить…

— Много ты понимаешь, — скрипнув зубами, ответил дракон. — Да, я тысячу лет назад ел людей, и этого не скрываю. Только вот детей и убогих никогда не трогал, совестно было. Рыцарей, желающих на дармовщинку поживиться драконьими сокровищами, с избытком хватало.

Он открыл дверь автомобиля и размашистым шагом двинул к заветной вывеске. Пока Кира заправляла машину, Айрел, рассыпавшись в любезностях перед продавщицей, добыл четыре слоеных пирожка с вишней без сахара, два стакана с чаем и — в знак особого расположения — еще два стакана с кипятком, а к ним и старые пакетики растворимого кофе.

— Ох, дрянь, — сипло выдохнул он, сделав первый глоток. — В сточных канавах Аквиллариума жижа приличнее, не говоря уже о том, что у нас в крепости.

Оборвавшийся разговор, видимо, не давал ему покоя, поэтому Айрел продолжил.

— Баб воровали, не без этого. Вот только ели изредка и не иначе как по дурости. За это стыдно до сих пор. А кому сейчас не стыдно? Вы у Рагнара спросите, что он в начале прошлого тысячелетия у вас творил вместе с земными дружками-викингами, теми, что иномирных воинов с крыльями почитали за богов. А потом спустя три столетия повторил без северян, но с соколиной армией, по приказу сумасшедшего Стратора. Думаете, он почему со всеми вами возится, как со своими сопляками малолетними, а если и рычит, то больше для порядка? Нет, просто ему тоже совестно, вот и старается хоть как-то прошлые деяния искупить.

Дракон помолчал, глядя в окно на тусклые огни ночного города.

— Я сам долго думал, чудовище я или нет? И понял, что прошлое не делает меня мной. Да, натворил я лиха, и командир пернатых тоже. Не знали мы иной жизни, и никто в обоих мирах не знал, времена такие были. Но мы учимся вести себя цивилизованно и держим свои пороки под контролем. А нефилимы сколько на белом свете живут? Был у них шанс измениться? Да тысячи