просила! И сирени, — но о ней наотрез сказали «нет»! Твой цветочек мне цветет чудесно. Обнимаю тебя! И тот, что на именины я сама пожелала, — все еще цветет! Я его очень люблю. Ты отбранил его… а у него такие нежные цветочки в колючей шишке! У меня начинают цвести цветы… Очарователен один кактус, сплошь в цветах — висюльках шелково-алых. Ах, как хорошо на душе! Ну, целую моего глупыша.

[На полях: ] Я в отчаянии, что не могу тебе ничего послать из нужного: у меня есть оливковое масло, и каждый день творог!

15. I Кончаю «Madame Bovary» — ужасно!

Пиши же! Ответь на это! Ольгуля. Прости мазню.

Напиши, как провел праздники!? Жду с нетерпением, узнать, достала ли Е[лизавета] С[еменовна] елочку!

250

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

7/20.I.43

Дорогая Олюночка, сегодня, как и в былое время, елочка раздета и ждет печки. У меня +20°! На дворе теплынь. Много света дала мне твоя елочка. Оля, брось укорять меня, не верить мне: я люблю тебя прочно, верно, неизменно: я хочу увидеть тебя. И если мало (или с промежутками) пишу — значит — занят работой, только. Я должен закончить «Лето Господне» чтобы освободиться для «Путей Небесных». Моя любовь стала глубже, покойней, _п_р_о_ч_н_е_й, — выдержалась в испытаниях. Я не повторяюсь: было бы странно — на протяжении 2-х лет заверять: «я оч-ень люблю, я не могу больше — без тебя!» и т. д. Видишь — могу, томлюсь, но жду. Говорил о тебе новой докторше: она советует приехать, поедет с тобой к верному специалисту. — Я очень подавлен многим… — и болезнь еще не оставляет. Я на очень суровой и скудной диете, и — другое. Слава Богу — могу писать.

Вчера была у меня Елена Федоровская606, она заботилась обо мне, когда я лежал. Я показал ей елочку, сказал — от кого. Она была унесена рассказом «Рождество в Москве».

Целую, спешу отдать А[нне] В[асильевне]. Надо в банк, деньги откуда-то. Твой Ваня

[На полях: ] Вчера День рождения Сережечки.

Почему не белые цветы?!!! На Рождество — всегда белые! Твой цикламен дивный!

251

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

8/21.I.43 11 ч. утра

Я так засветился тобой, Ольгуночка… — сейчас твое письмо от 13/15.I, я так тобою переполнен и _в_з_я_т! Такая ты ласковая, такая нежная, — вся — сквозная сердцем, — все в нем вижу, — твою любовь! Так весь взволнован, — перо не ходит! Ты, наконец, _в_е_р_н_у_л_а_с_ь, ласковка… Рад: «Михайлов день» тебе по-сердцу! Я это чувствовал — будет _т_а_к! Милая, я не сдаю, я силен для писанья, — я дал «Рождество в Москве», — сам взволнован, как еще много во мне напора творческого! О, да, — много, ОлЮшка моя… Одно помни, всегда: ни-когда, ни за что, ни от чего — твой Ванёк не изменится к тебе, ты во мне улеглась — в сердце! — так глубоко, так тепло-уютно. Так меня согреваешь. Если не пишу тебе — не выдумывай: это значит, что мне в эти дни не удается оторваться для тебя, держит работа, веленья (часто — малостные, но не отмахнешься), счеты дня сего: питанье, исканье его, — ну, недомогание или кислотность, или — надо прилечь после лекарства. Это напоминание, что еще не все в порядке… — так мешает уйти всецело в тебя! Помни же: никогда на протяжении этих годов (2–3!) я не остывал, не _м_о_г_ — для тебя! Ты — _в_с_е_ — и в жизни моей ныне, и в работе. О елочке твоей я писал тебе 8-го I, ты получила 2 письма, как ты не знаешь, получил ли я?! Или в эти 2 письма вошли от 31-го дек.607 и 6-го — канунное, когда я только что получил твой чудесный белый цикламен? Светлым пошел я к всенощной, получив через час-два после цветка — елочку! Я так был очарован, согрет, обласкан тобой! — Праздники я провел — весь просветленный (тобой!), спокойный, как никогда за эти горькие годы, до тебя! Не помню, когда такое было со мной. Мы взаимно осветили себя. Это наше чистое, верное чувство передалось, и потому так оба были светлы. Я все думаю о тебе, весь к тебе унесся.

Погода — весна! Небо — весна. Твой краснолистый цветок — бегония? — на именины — растет, но он не цвел! Были где-то у корней — чуточные, розоватые! Где же «шишка»?! Не пойму. — Оливковое масло достала Юля, из Марселя, от belle-soeur[291], 1/2 бутылки. Творог устроили друзья, — от фермера — читателя моего608, буду получать 2 раза в неделю пакетами. Уже получил вчера, и ем чудесную ватрушку. Сам испек пряник, и такой… — все диву дались. Да, сам. И без духовки даже, — у меня газовая печурка, малая. Найти новую нельзя, но я заказал комиссионеру. Ольгунка, изволь спечь маме, Сереже, себе и Арнольду (пусть знает, как русские пряники, — они почти и французские — эти вот!).

Вот состав: 2 ложки [1 cл. нрзб.] распустить в 3/4 стакана теплого молока, всыпать еще 1/2 чайной ложки соды (лучше аммонии, но этого carbonate d’ammoniac[292] не достать, и сколько его надо в такой состав — не знаю). Добавить 125 г сахару (это — 20 кусков) и 250 грамм муки, все хорошенько размешать. Добавить, для окраски, жженого сахару (ну, 3–4 куска расплавь до темно-коричневого цвета) хорошо — апельсиновых (люблю) цукатов или варенье — лучше бы цельных персиков, чтобы чувствовалось в еде! — или fruit glaces глазированный фрукт, немного поджаренного миндаля и прокаленных орешков, — (можно и без них, конечно) — но я-то все достал, у Ива были орехи, он сам в лесах набрал, а миндаля мне прислали — 2–3 кило орехов миндальных. Мне, видимо, ве-зет на читателей — поклонников! — Дальше: форму смажь маслом, выложи «тесто пряничное» и — оставь так на 1 час до выпекания: очевидно надо соде «выходить» тесто… Пеки (печь в духовке, doux[293], не жаркой!). Лучше, если добавишь корицы в меру, — я достал, это теперь редкость. Пряник у меня — на диво. Пусть и у тебя такой же. Я так хотел бы! Покупные pain d’epice[294] — дрянь. Оль, у меня для тебя — ждут: огромная коробка (золотая) шоколадных конфет, marrons glaces[295], миндальные тянучки (чудесные!), мармелад, — полон комод — для тебя. И я жду, жду случая — послать, или — о, Боже, — в рот твой положить, самому! Оль, я так хочу видеть тебя! Если я буду здоров весной, я буду стараться приехать. Увидишь Ваню — а, все