– Довольно! – громко крикнул Пол и решительно двинулся к Артуру.

Перед ними – будто только что уснув, но не дыша, – лежал человек довольно высокого роста с очень темными волосами и гладко выбритым лицом. Глаза воина были закрыты, но и так было видно, как широко они расставлены под высоким лбом. Рот и подбородок его были тверды, а руки, сжимавшие рукоять меча, были удивительно красивы и изящны. Он выглядел так, как мог бы выглядеть великий правитель среди обычных людей. И Пол решил, что раз уж он лежит в таком месте, то наверняка великим правителем и является.

Однако, немного поразмыслив, он все же догадался, КТО это. И услышал, как Диармайд с болью в голосе говорит:

– Господин мой Артур, ты вовсе не обязан делать это! Это нигде не записано и никто никогда не потребовал бы этого от тебя!

Артур, бессильно уронив руки, не сводил глаз с человека, возлежащего на каменном ложе.

– Он понадобится, – пробормотал он. – Он вам непременно понадобится! А мне следовало бы знать, что смерти ждать мне недолго.

– Ты сам навлекаешь на себя смерть и горе! – невольно прошептал Пол.

Артур услышал и повернулся к нему; глаза его были полны боли и сострадания:

– Нет, их навлекли на меня – много лет назад.

И, глядя в этот момент в лицо Артура Пендрагона, Пол увидел самое чистое благородство, какое ему только доводилось видеть в жизни. Даже большее, чем в ликах Лиранана или Кернана. Это было поистине воплощение чистоты и преданности, и все в душе Пола громко протестовало против судьбы, что заставляла Артура сделать столь чудовищный выбор.

Диармайд, заметил он, не выдержал и отвернулся.

– ЛАНСЕЛОТ! – громко позвал Артур того, кто лежал на каменном ложе.

Глаза у него были карие. И ростом он оказался выше, чем это представлялось Полу. А голос был мягкий, звучный и неожиданно нежный. И еще одна удивительная вещь: собака. Пол всегда считал, что верность Кавалла не подлежит сомнениям. Но пес охотно подошел к темноволосому человеку, тихо поскуливая от радости. И Ланселот опустился на колени, чтобы погладить Кавалла и, разумеется, тут же заметил шрамы. А потом он молча пошел, шагая между Полом и Диармайдом, назад, в мир живых.

Несколько слов он сказал только в самом начале – как только поднялся со своего ложа по призыву Воина. И сделал он это так, словно действительно просто крепко спал, а не умер много столетий тому назад.

И Артур сказал ему:

– Добро пожаловать, Ланселот! Здесь, во Фьонаваре, который является самым первым из миров, идет война с силами Тьмы. Я был призван на эту войну заклятием. И заклятием призвал тебя сейчас в этот мир.

И Ланселот ответил ему учтиво и печально:

– Почему же ты сделал это, господин мой? Почему ты так поступил с нами троими?

При этих его словах Артур закрыл глаза, словно от невыносимой боли, а потом ответил:

– Потому что в опасности сейчас куда больше людей, чем мы трое. Я постараюсь, чтобы мы с тобой воевали в разных армиях.

И Ланселот тихо сказал:

– Артур, ты же знаешь, что я не смогу воевать и чувствовать себя в безопасности под твоим командованием и рядом с тобой.

И тут Артур повернулся резко и пошел прочь. Диармайд и Пол назвали Ланселоту свои имена и вместе с ним поспешили следом за Артуром, ибо им давно уже было не по себе в этом печальном месте среди героев былых веков, спящих вечным сном под глухие удары морских волн в стены старого замка.

Лорен уже встал, но плащ его по-прежнему лежал на полу, прикрывая тело Мэтта Сорена. Лицо мага было совершенно неподвижным от усталости и потрясения, когда он слушал рассказ Диармайда и Артура о плане возвращения домой. А присутствие Ланселота он вообще едва заметил, хотя воины Южной твердыни все время перешептывались с нескрываемым ужасом и восхищением.

Снаружи, догадался Пол, по-прежнему был ясный день. Собственно, не так давно миновал полдень. Хотя ему казалось, что они провели на этом острове всю жизнь. И он не сомневался, что в какой-то степени это так и есть; и часть его души, конечно же, навсегда останется здесь. Слишком многое было здесь пережито, слишком много было событий. Они собирались отплыть практически незамедлительно. Никому даже и в голову не приходило остаться на острове ночевать.

Лорен повернулся и подошел к одному из горящих факелов. И Пол догадался, что маг скармливает огню страницы какой-то книги – одну за другой. На щеках Лорена были видны дорожки, оставленные слезами в грязи и копоти. После того как была выпущена последняя стрела – стрела Мэтта. И Лорена. Его Источник был мертв, и он больше не был магом.

– Это Книга Нильсома, – сказал Полу тот, кто некогда – очень давно! – заставил их пятерых совершить Переход во Фьонавар.

Лорен передал Полу несколько листков, и они, стоя рядом, стали жечь листки магической книги.

Это заняло довольно много времени. И Полу даже показалось, что маг испытывает некоторое облегчение, оттого что делает эту простую работу вместе с ним и делает ее очень тщательно. Пол смотрел, как горит последний листок книги, а Лорен тем временем наконец повернулся к остальным.

Все они молча стояли вокруг них – все до единого, все сорок человек. Посреди большого зала замка Кадер Седата.

И Пол не слышал дыхания ни одного из них. Он медленно подошел к Ланселоту и увидел, что глаза славного рыцаря горят, хотя он мертвенно-бледен от волнения. И Пол начал проникаться той притягательной силой, что заключена была в этом человеке, некогда решительно попытавшемся преодолеть вращение колеса Времени и неустанное движение челнока в Станке. Они стояли очень близко; и Пол смотрел на Ланселота, и все это видел в его глазах.

Вдруг он услышал, как Лорен, издав какой-то странный возглас, замахал руками. И тут же захлопали знакомые крылья – вороны, Мысль и Память. Даже здесь!..

– Лорен, погоди! – воскликнул он. – Не бойся! Ланселот уже делал это однажды. Тем более здесь, на острове, можно…

И они с Лореном медленно-медленно стали приближаться к тому месту, где Ланселот Озерный, сам только что пробужденный ото сна – от смертного сна! – стоял, опустившись на колени, возле Мэтта Сорена и сжимал руки гнома в своих руках, а потом коснулся их лбом.

И, поскольку Пол и Лорен стояли ближе всех, они первыми заметили, как гном начал дышать.

Пол так никогда и не смог вспомнить впоследствии, что именно заорал тогда. Но он хорошо помнил, что от торжествующего вопля воинов Бреннина еще несколько камней вывалилось из полуразрушенных стен. Лорен упал возле своего верного спутника на колени; лицо его светилось. Ланселот был очень бледен, но спокоен. И все увидели, что дыхание Мэтта становится все более и более ровным.

А затем гном открыл глаза.

Он долго смотрел на Лорена, потом повернулся к Ланселоту. Потом увидел, что его руки до сих пор, точно в тисках, находятся в руках Ланселота, и постепенно начал осознавать, что с ним случилось. Мэтт смотрел на их встревоженные и радостные лица, и его губы вдруг искривились в знакомой усмешке.