Кромвель гневно сдвинул брови:

– О ваша милость! Я даже не представляю, что нас могли так ужасно обмануть! – Он повернулся к адмиралу. – Вы же видели ее, когда встретили в Кале. Вместе с вами леди Анну приветствовали лорды и пэры, две сотни рыцарей и оруженосцев, разодетых в синий бархат и алый атлас, моряки… Вы же заметили, что ее внешность не согласуется с описанием. Так почему же не задержали… не остановили ее в Кале, почему не известили нашего царствующего монарха, нашего доброго короля Генриха о том, что его невеста предстала перед вами совершенно иной, нежели на портрете?

Адмирал Фицуильям выглядел потрясенным.

– Я не обладал такими полномочиями, – промямлил он. – Сделав нечто подобное, я не выполнил бы приказ. Меня обязали встретить леди и доставить ее сюда в целости и сохранности, а все прочие действия могли рассматриваться как измена.

Кромвель презрительно усмехнулся:

– Однако вы солгали в вашем послании его величеству! Увидев эту уродливую даму, вы сообщили о ее красоте!

– Я не говорил, что счел ее красивой! Я лишь повторил мнение, высказанное другими. Никто не сможет обвинить меня в пристрастном неодобрении, а понятия красоты весьма различны, кому что нравится… кроме того, я полагал, что леди Анна вскоре станет нашей королевой…

– Прекратите оправдываться! Вы все обманули меня! – вскричал я. – И вам придется срочно исправить совершенные ошибки. Вы должны найти способ освободить меня от этого договора… меня не волнует, какими вы воспользуетесь средствами и на что сошлетесь. Свадьбе этой не бывать. Иначе кое-кто дорого заплатит за попытку выставить меня дураком!

– Мы отыщем юридические тонкости, докопаемся до законных оснований, – спокойно произнес Кромвель. – Надо вызвать послов герцога Клевского, Ослигера и Хостодена. Они сопровождали госпожу в Англию.

Гонцы отправились за несчастными германцами, а Кромвель опустился на стул и, барабаня пальцами по столу, начал озвучивать свои мысли:

– Законное расторжение… какие у нас есть лазейки? Болезнь, препятствующая деторождению… правомерно, но постфактум. Нет, нам необходимо нерушимое, твердое основание. Кровное родство? Вряд ли доказуемо. Ранее заключенная помолвка? Сейчас она ни с кем не обручена, мы проверяли. Утрата девственности? Труднодоказуема. Позорное поведение? Безнравственность. Кроме того, мы уже осудили распутство; новое дело вызовет неуместные ассоциации. Бросит тень на короля. Нет, придется поискать ранее заключенный договор. Это слабая и жалкая зацепка, но больше у нас ничего нет. Мы не можем оперировать понятиями личной приязни или неприязни.

Клевские послы, не понимая, зачем их вызвали (Кромвель умел напустить туману), начали пылко уверять нас, что предварительного договора уже не существует.

– Ах, то детское обручение леди Клевской и герцога Лотарингского… это же было просто условное соглашение между родителями, – заявил Хостоден, цветущий здоровяк, типичный бургомистр.

Послы одновременно, словно по условному знаку, выдали одинаковые улыбочки.

– Официальное расторжение удостоверено Клевским канцлером в записях за тысяча пятьсот тридцать пятый год.

– Вот как! – сказал Кромвель. – Но у вас ведь нет с собой копии того документа?

– Увы, нет. Но мы можем послать за ней.

– На путешествие уйдет много времени, – печально заметил Кромвель. – А венчание – хотя, конечно, его нельзя провести без данного подтверждения – назначено на следующую неделю. Вы понимаете, что это все меняет. Бракосочетание невозможно…

– Но ведь препятствий нет…

Немцы даже говорили в унисон. Какое странное между ними единодушие!

– К сожалению, есть, – сухо произнес Кромвель.

– Мы дадим вам любые гарантии, станем вашими заложниками до прибытия нужных документов. Свяжите нас, посадите в тюрьму, держите в заключении до тех пор, пока не получите нужные бумаги. Мы готовы на любые жертвы.

Болваны! Я обратился к Кранмеру и епископу Дарему:

– Что вы думаете на сей счет?

Я ожидал, что они поддержат меня, но они грустно покачали головой:

– По нашему мнению, ваше величество, преград для данного венчания не существует.

– Препятствием является вступление еретических правителей в Шмалькальденский союз, – заявил Кромвель, ополчившись на собственное детище.

– Потому что его не одобряет папа? – тихо спросил я, указывая на слабость его аргумента, и воскликнул: – Неужели нет достойного выхода из положения и мне придется сунуть голову в этот хомут?

Я почувствовал себя пойманным в капкан животным, жертвенным быком.

– Со мной плохо обошлись, – пробормотал я, многозначительно оглядев всех присутствующих по очереди. – Да, со мной поступили ужасно.

Уилл:

После этих зловещих слов падение Кромвеля стало делом времени. Генрих убедился, что его главный советник вступил в союз с протестантами по своим тайным резонам. Отсюда оставался всего шаг до предположения, что Кромвель тайно принял их учение и стремился внедрить ересь в Англию. Он был слишком умен, чтобы совершить столь грубую ошибку с выбором невесты, он наверняка знал, какова Анна на самом деле; то есть данный брак входил в его далекоидущие планы.

Генрих VIII:

Под каким-то уместным предлогом (также придуманным Кромвелем) Анну удерживали в Дартфорде, но вскоре не осталось уже мыслимых причин, препятствующих ее переезду в Лондон. С хмурым видом я отдал соответствующие приказы, и леди возобновила путешествие. Планы великолепных празднеств обернулись горькой насмешкой. Я не собирался выставлять напоказ фландрскую кобылу и устраивать ради брака с ней ослепительную и жутко расточительную церемонию. Будем пасти конягу на здоровых и простых выгонах за стенами Гринвичского дворца, где уже установили золотистые парчовые шатры и шелковые павильоны. И все-таки глашатай проехался по Лондону, призывая всех, кто любит своего славного владыку и короля, прибыть в Гринвич на десятый день после Рождества, дабы встретить и выказать верноподданное почтение леди Анне Клевской, ибо вскоре она станет королевой.

На призыв откликнулись десятки тысяч подданных, которые собрались в окрестностях Гринвича на зимних полях для встречи моей четвертой невесты.

Я провел пару бессонных ночей, упорно пытаясь выискать законное препятствие для брачного кошмара. Но ничего не находилось, хотя меня устроили бы самые невразумительные и таинственные аргументы. После церемонии венчания будет гораздо сложнее отменить брак, ведь легче оставить незавершенным неудачное строение, чем разрушить его после окончания работ. Немыслимой казалась даже возможность отложить брак с Анной. Не мог же я заявить, что мне просто расхотелось жениться.

Да, близился тот час, когда мне придется смириться и пойти с ней к алтарю.

В надежде забыться сном я ворочался почти до рассвета. Увы… Поднявшись с королевского ложа, я с трудом спустился по ступеням, постаравшись не разбудить бедного Калпепера, спавшего на тюфяке за кроватью. Тихо, насколько мог, я прошел в темноте к молитвенной нише. Но, начав просить Бога об избавлении от унижения, я закончил мольбой о том, чтобы Он откровенно явил мне Свою волю и ниспослал мужество, дабы я