Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Филипп нигде оконченного образования не получил. Проживал он в окрестностях Лиона. Дочь его вышла замуж за маленького доктора. Тогда он начал практику лечения различными чудодействующими средствами. Как обыкновенно в этих случаях бывает, он имел некоторые случаи успеха лечения, а также предсказаний. Лица, его знавшие, говорили, что он вообще человек умный и имеет какую-то мистическую силу над слабовольными и нервнобольными. Он имел также полицейские процессы вследствие жалоб некоторых лиц на его шарлатанство. Правительство ему запретило лечить и потому иногда преследовало. Тем не менее он составил себе небольшую кучку поклонников, преимущественно из числа националистов (история Буланже-Дрейфуса). В числе их был и наш военный агент — полковник Генерального штаба граф Муравьев-Амурский[1625] (брат младший министра юстиции Н. В. Муравьева…)… Граф Муравьев-Амурский и другие поклонники Филиппа провозгласили его святым, во всяком случае, они уверяли, что он не родился, а с небес сошел на землю и так уйдет обратно. С Филиппом познакомилась за границею жена великого князя Петра Николаевича, черногорка № 1, или жена принца Лейхтенбергского, черногорка № 2. Ох уж эти проклятые черногорки, натворили они бед России! Чтобы рассказать, какие пакости они натворили, нужно написать целую историю. Но не добром помянут русские люди их память!..
Через черногорок Филипп влез к великим князьям Николаевичам и затем и к Их Величествам. Императрица ни с кем из женского пола царской семьи не была в близких отношениях, только с черногорками, которые были не то ее подруги, не то ее горничные. Таким образом, Филипп несколько раз проживал секретно по месяцам в Петербурге и преимущественно в летних резиденциях и в это время постоянно занимался беседами и мистическими сеансами с Их Величествами, Николаевичами и черногорками…
Филипп через несколько лет, еще до окончания войны, умер, но по уверению его поклонников, поднялся живым на небо, окончив на нашей планете свою миссию.
(Из Архива С.Ю Витте. Воспоминания Т. 2. Рукописные заметки. СПб., 2003. С. 8–10,14.)
При упоминании о вел. кн. Милице Николаевне и вел. кн. Анастасии Николаевне Витте использует прозвища. Первую он зовет черногорка № 1, вторую — черногорка № 2. В своих письмах к вдовствующей императрице Елисавета Феодоровна зовет их «тараканами». Для царской четы они — Милица и Стана.
Имп. Александра Феодоровна — Николаю II
23 июля. Петергоф
Милый мой, единственный,
Ужасно было отпускать тебя одного — яс балкона следила за «Александрией». Когда я вернулась, музыки уже не было, и публика разошлась. Я сразу легла спать — не плакала, так как я тебе обещала вести себя хорошо, но почти не сомкнула глаз всю ночь, из-за этого головная боль не проходит. Мы трое позавтракали в 9 часов в моей гостиной, потом Сергей поехал к тете Мари, а мы с Эллой посидели вдвоем и пошли в Коттедж. Твоя бедная Мама пришла с громадной кипой телеграмм, ждущих ответа.
Мы объехали вокруг Александровского парка, и все это время Элла нападала на меня насчет[1626]… Я сохраняла полное спокойствие и отвечала уклончиво, особенно после того, как она сказала, что хочет добраться до сути дела. Она слышала о Нем много дурного, что Ему нельзя доверять. Я не стала спрашивать, что говорят, а объяснила, что все это от зависти и назойливого любопытства. Она сказала, что все покрыто тайной. Я сказала, нет, мы делали все открыто, в нашем положении ничего и невозможно скрыть, ведь мы живем на виду у всего мира. Что весь их дом знает Его, Он ест вместе со всеми и вовсе не скрывается. Часто ли мы виделись с Ним? Да, несколько раз. Я твердо держалась истории с лекарством.
Она находит странным, что это делает иностранец. Начала говорить о Николаше — я сказала, что в прежние дни он интересовался спиритизмом, но давно оставил это, чтобы разговор более не принимал такой оборот, при котором труднее было бы ей отвечать. Она считает, что Милица и Стана окружили излишней секретностью, что за Ним посылали зимой (она это взяла из верного, заслуживающего доверия источника, я не стала спрашивать какого), и что это пытались замолчать.
Уверена, что мои ответы ее никоим образом не удовлетворили — будем надеяться, она не вернется к этому снова. Сейчас baby Вее[1627] с ней, а я жду Ордина[1628], спрошу его, было ли что-нибудь в газетах о канонизации о. Серафима — если нет, пусть он напишет Победоносцеву, что ты хочешь, чтобы это было напечатано, как ты и раньше говорил.
День теплый, уже прошел ливень, наверняка будет еще. Я продолжу письмо позже, моя сладчайшая любовь. Я сказала Ордину пойти к Побед<оносцеву>, — так будет вежливее… Элла читала мне на балконе, а сейчас ушла в свои комнаты, так как ждет визита тети Ольги[1629].
Мой сладкий Ангел, как я скучаю по тебе! Твоя телеграмма прибыла в 2 часа — я рада, что переход прошел хорошо — я опасалась, что у тебя на пути будет туман. Так как твоя Мама предложила мне не приезжать сегодня вечером, если я устану, я попросила Сергея, который будет у нее пить чай, объяснить, что мы будем обедать здесь, так как они завтра уже уезжают…
Сладкий Ангел, покрываю твое лицо поцелуями. Спи крепко и пусть тебе приснится Он[1630]. Вчера вечером я читала 7-ю главу Апостольских Деяний.
До свидания, сокровище мое.
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 1148. Л. 34–36 об. — на англ. яз.)
Имп. Александра Феодоровна — Николаю II
24 июля. Петергоф
… Гендрикова[1631] приходила — рассказала мне, как хорошо все прошло, и как довольны были все, и особенно бароны, твоей речью. Как драгоценно для людей, чтобы ты был не просто воображаемым Императором, а чтобы они могли носить в преданном сердце твой живой образ. Увидеть тебя — уже значит полюбить тебя — иначе невозможно — мой единственный, мое сокровище. Слава Богу, что я принадлежу такому ангелу, которого я что ни день — люблю все больше, а со времени появления нашего нового Друга — даже еще больше и глубже.
Я прочла обо всем, что ты видел, с большим интересом. Надеюсь, сегодня у тебя была хорошая погода, здесь только и делает что льет. Утром мы с Эллой катались в закрытом экипаже в Коттедж, а остаток дня