ехать на Знаменку, проводят там долгие вечера и возвращаются оттуда в каком-то восторженном состоянии, как бы в экстазе, с просветленными лицами и блестящими глазами.

По-моему, если действительно Их Величества увлечены мистицизмом или пиитическим настроением, то оно само по себе более смешно, чем опасно; нехорошо только, что они облекают свои посещения Знаменки тайной. Скрыться им нельзя — всюду казаки и тайная полиция — и не замолчать, и не утаить того, что видно многим. Только дают пищу излишней болтовне и толкам, которые все более растут и распространяются.

26 августа. Стрельна. Элла, конечно, не может одобрить тайны, которой ее сестра императрица и Государь окружают свое знакомство с Филиппом и порицает Милицу за ее вредное влияние.

(Мейлунас А. Мироненко С. Николай и Александра. Любовь и жизнь. М., 1998. С. 224.)

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — вел. кн. Сергею Александровичу

24 августа. Ильинское — Москва

Доброй ночи. Благослови тебя Бог… Письмо меня очень расстроило. Сделаю все, что смогу. Надеюсь на Господа. Благословение придаст мужества. Нежно целую.

Элла

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д.97.А. 19. — на англ. яз.)

Мария Феодоровна уезжает в Данию. Елисавета Феодоровна просит ее поговорить перед отъездом с сыном о Филиппе.

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — имп. Марии Феодоровне

<24 августа>

Милая Минни,

Скорее всего у меня не будет ни минутки поговорить с тобой наедине — со всеми этими прощаниями и сборами это невозможно, но я очень желаю, от глубины сердца, поблагодарить тебя за то, что во все это мучительное, тревожное время ты была мила и добра. Да благословит Бог твою поездку счастливым, спокойным временем и добрыми новостями отсюда.

Думаю, мое сердце страдает не меньше твоего, и я всей душой стремлюсь помочь, но что самое ужасное — у бедной Аликс такое чувство, что мы больше не имеем к ней доверия, от чего она чувствует себя крайне несчастной. Это стало ясно для меня вчера — бедная, бедная женщина! Боюсь, я зашла слишком далеко, рассказав ей о том впечатлении, которое произвела эта роковая история везде. Уже сколько раз я говорила ей, убеждала, что семья любит ее; что во всей стране толки об этом человеке приняли такие размеры — из-за покрова тайны, которым черногорки окружили его посещения и пр., всю серьезность ситуации, но, бедное дитя, она не видит всей мрачной стороны событий: отголоски прежнего недоброжелательства к ней со стороны семьи мешают увидеть ей все в <верном> свете.

Могу я просить тебя — с твоим добрым сердцем, когда будешь прощаться с ней — просто скажи что-нибудь ласковое — словечко материнской любви. Думаю, именно сейчас твоя нежность успокоит ее страдающее сердце, и вновь вернет ей веру в то, что все мы любим ее, и говорим только ради ее же блага. Сейчас она совсем упала духом, бедная девочка.

Может быть, когда ты поедешь с Ники в Кронштадт, ты коснешься этого предмета — со свойственной тебе любовью, с сердечной болью — о том, какой вред наносится нашей стране, когда видят в их окружении неизвестных людей, окутанных тайной, однако не касаясь при этом семейной неприязни к черногоркам.

Может быть, хотя бы это приведет его в чувство. Аликс говорила, что я не должна поднимать шум, так как Ники сказал, что уже не вынесет, если я потеряю самообладание. Так что, как видишь — все висит на волоске. Может быть, своим материнским состраданием и ласкою ты растопишь последнюю преграду, которая его удерживает, и он увидит вещи в их истинном свете. Вот уже поистине будет Божие благословение, если такой день настанет.

Нежно целую, любящая тебя

сестра Элла.

Я так рада, что мы будем молиться в церкви все вместе[1638]. Это даст нам силы. Я ужасно огорчена, что ты уезжаешь.

(ГА РФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 1579. Л. 26,24–25 об. — на англ. яз.)

Дневник Николая II

25 августа. Воскресенье.… В 3 часа отправился со всеми другими провожать Мама и д. Вилли в Кронштадт. Пили чай вместе на „Полярной Звезде“. Около 5 ч. съехал на „Аскольд“, где простился с офицерами и командой. Оттуда смотрели на уход Полярной Звезды… Обедали втроем с Эллой…

(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 244. Л. 175–176.)

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — вел. кн. Сергею Александровичу

25 августа. Петергоф — Ильинское

Спасибо за дорогое письмо. Только что вернулась домой, обедала с Аликс, конечно, очень устала. Тараканы (Милица и Стана. — Сост.) прислали письмо, Зинаида приезжает завтра утром. Она телеграфировала, что то, о чем я просила ее сделать, будет готово после возвращения. Когда повидаюсь с ней, — скажу тебе, как это будет сделано. Доброй ночи.

Целую крепко.

Элла.

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 97. Л. 25. — на англ. яз.)

Дневник вел. кн. Сергея Александровича

25 августа. Ильинское.…Здесь так тихо! Грустное письмо от жены — она очень мучается…

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д. 38. Л. 121.)

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — вел. кн. Сергею Александровичу

26 августа. Петергоф — Ильинское

Виделась с Зинаидой, ее муж расскажет тебе новости… Аликс хочет, чтобы я приехала к чаю — она чувствует себя усталой сегодня. Целую нежно. Благослови Бог твою поездку.

Элла.

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 97. Л. 29. — на англ. яз.)

Дневник Николая II

27 августа… Утром сделал длинную прогулку с Эллой…

(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 244. Л. 177.)

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — вел. кн. Сергею Александровичу

27 августа. Петергоф — Курск

Очень рада, хорошо устроилось. Миша привезет мое письмо, поговори с ним. Жаль, что тебя здесь нет. Целую крепко. Аликс со вчерашнего дня на софе.

Элла.

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1. Д. 97. Л. 35. — на англ. яз.)

Дневник вел. кн. Сергея Александровича

28 августа. Курск. Дом губернатора.…Писал жене — она ужасно нервна…

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д. 38. Л. 122.)

Вел. кн. Елисавета Феодоровна — имп. Марии Феодоровне

29 августа

Милая Минни,

Нет слов, чтобы сказать, какя ужасно огорчена твоим отъездом. Таким утешением было поговорить с тобой! Тех, кто здесь остался, мне так же жаль, поскольку каждая маленькая подробность проливает свет, и в целом уже легче обо всем судить. Для меня большое утешение, что Мари[1639] здесь — с ее сердцем и умом, при ее житейском опыте, она верно все чувствует — думаю, она, вероятно, тоже напишет тебе о своих впечатлениях.

То, о чем я телеграфировала тебе на днях после твоего отъезда, было связано с чувством, что