Карла кивнула.

Вернер взял ее за руку.

– Пойдем.

Они вышли из автобуса.

– Эй вы, в летной форме, – окликнул Вернера эсэсовец. – Какого черта вы здесь делаете?

Вернер пришел в такую ярость, что Карла испугалась, не начнет ли он драку. Но он ровным голосом ответил:

– Раздаю одеяла замерзающим старикам. Теперь это противозаконно?

– Вы должны сражаться на Восточном фронте.

– Я отправляюсь туда завтра. А вы?

– Думайте, что говорите.

– Если вы будете так любезны, что арестуете меня до отъезда, то возможно, это спасет мне жизнь.

Эсэсовец отвернулся.

Водитель переключил передачу, и мотор зазвучал на более высокой ноте. Карла с Вернером обернулись посмотреть. Из каждого окна глядели лица, и все были разные: лопочущие, пускающие слюни, истерически хохочущие, рассеянные, искаженные душевной мукой, но все – безумные. Эсэсовцы увозили больных психическими заболеваниями. Сумасшедшие везли сумасшедших.

Автобус тронулся.

VI

– Возможно, мне бы и понравилась Россия, если бы мне позволили на нее посмотреть, – сказал отцу Вуди.

– У меня такое же впечатление.

– Я даже не смог сделать приличных фотографий.

Они сидели в главном вестибюле гостиницы «Москва», возле входа на станцию метро. Их вещи были собраны, они отправлялись домой.

– Надо будет рассказать Грегу Пешкову, что я здесь встречался с Володей Пешковым, – сказал Вуди. – Хотя Володя был не очень-то рад про него услышать. Насколько я понимаю, каждый, у кого есть связи на Западе, может попасть под подозрение.

– Это как пить дать.

– Как бы там ни было, а мы добились своей цели, и это главное. Союзники поддержали Организацию Объединенных Наций.

– Да, – удовлетворенно сказал Гас. – Уговорить Сталина было непросто, но в конце концов он согласился. Я думаю, этому помог твой откровенный разговор с Пешковым.

– Ты боролся за это всю свою жизнь, папа.

– Не стану отрицать, что сейчас очень удачное время.

У Вуди мелькнуло тревожное подозрение.

– Ты же не собираешься сейчас уходить в отставку, правда?

– Нет, – рассмеялся Гас. – Мы достигли консенсуса в принципиальных вопросах, но работа только началась.

Кордел Халл из Москвы уже уехал, но кое-кто из его помощников еще остались, и сейчас один из них приближался к Дьюарам. Вуди знал этого молодого человека, его звали Рэй Бейкер.

– Сенатор, у меня для вас сообщение, – сказал он. Похоже, он нервничал.

– Ну, вы едва успели меня застать, я уже уезжаю, – сказал Гас. – В чем дело?

– Это касается вашего сына Чарльза… Чака.

Гас побледнел.

– Какое сообщение, Рэй?

Молодой человек с трудом произнес:

– Сэр, у меня плохие новости. Он участвовал в битве за Соломоновы острова.

– Он ранен?

– Нет, сэр. Хуже.

– О господи, – сказал Гас и заплакал.

Вуди никогда не видел отца плачущим.

– Сэр, мне так жаль, – сказал Рэй. – В сообщении сказано, что он убит.

I

Вуди стоял перед зеркалом в спальне родителей в их вашингтонской квартире. На нем была форма младшего лейтенанта 510-го парашютно-десантного полка Соединенных Штатов Америки.

Его форма была пошита хорошим вашингтонским портным, но смотрелся он в ней неважно. Когда он надевал хаки, его цвет лица казался землистым, а знаки различия выглядели просто тусклыми.

Он, наверное, мог бы избежать призыва, но решил этого не делать. С одной стороны, ему хотелось продолжать работать с отцом, который помогал президенту Рузвельту планировать новый мировой порядок, при котором можно будет избежать следующих мировых войн. Они одержали победу в Москве, но Сталин был человеком изменчивым, казалось, ему доставляло удовольствие создавать трудности. В декабре на Тегеранской конференции советский лидер воскресил компромиссную идею региональных комитетов, и Рузвельту пришлось его от этого отговаривать. Было очевидно, что ООН будет нуждаться в неусыпном надзоре.

Но Гас мог с этим справиться и без Вуди. А Вуди чувствовал себя все хуже и хуже при мысли, что он позволяет другим сражаться вместо него.

Он выглядел в форме хорошо – насколько это вообще было возможно – и вышел в гостиную показаться маме.

У Розы был посетитель – молодой человек в белой флотской форме, и после секундного замешательства Вуди узнал веснушчатую физиономию красавца Эдди Пэрри. Он сидел рядом с Розой на диване, держа трость. Эдди с трудом поднялся, чтобы пожать Вуди руку.

Лицо у мамы было печальное.

– Эдди рассказывает мне о том дне, когда умер Чак, – сказала она.

Эдди снова опустился на диван, и Вуди сел напротив.

– Я бы тоже хотел послушать, – сказал он.

– Рассказ будет недолгий, – начал Эдди. – Едва мы ступили на берег острова Бугенвиль – пяти секунд не прошло, как откуда-то из болота начал стрелять пулемет. Мы бросились к укрытию, но я сразу получил пару пуль в колено. Чаку надо было дальше бежать к деревьям. Так положено – раненых оставляют, чтобы их потом подобрали санитары. Но Чак, конечно, нарушил правила. Он остановился и вернулся ко мне.

Эдди замолчал. На журнальном столике рядом с ним стояла чашка с кофе, он сделал большой глоток.

– Он взял меня на руки, – продолжал он. – Дурак чертов. Стал отличной мишенью. Но, понятно, он хотел отнести меня назад на баржу. У этих барж высокие борта, и сделаны из стали. Мы были бы там в безопасности, и на корабле мною сразу занялись бы медики. Только не надо было ему этого делать. Едва он выпрямился, как в него полетели пули – в ноги, в спину, в голову. Думаю, он умер раньше, чем упал на песок. Во всяком случае, когда я смог поднять голову, чтобы на него посмотреть, он уже был мертв.

Вуди видел, что маме с трудом удается держать себя в руках. Он боялся, что если она заплачет, то он тоже не сможет сдержаться.

– Я лежал на берегу, рядом с его телом, где-то с час, – сказал Эдди. – Я все время держал его за руку. Потом принесли носилки, чтобы меня забрать. Я не хотел. Я знал, что больше его не увижу… – Он закрыл лицо руками. – Я так его любил, – сказал он.

Роза положила руку на его широкие плечи и обняла его. Он спрятал лицо у нее на груди и зарыдал как ребенок, а она гладила его по голове.

– Ну не надо, не надо, – говорила она. – Не надо, не надо.

Вуди понял, что мама знала про отношения Чака и Эдди.