Ясенево, в Ясенево!"… В ответ я срифмовал, и Васька на время отстал от меня.

Но ведь от судьбы не уйдёшь. Пришлось-таки ехать, правда, к совсем другим людям. Я поехал к ним на своём велосипедике в гости, да только вернулся-то нескоро.

Двадцать пять километров я пробирался к Ясеневским холмам, и столько же спускался обратно — правда, несколько быстрее. Поехал я известно зачем — польстился на беззащитные домашние пироги и на женское внимание. Однако внимания не снискал — сразу увидел, что пирогам прилагалась сложная компания. Был там милиционер-азербайджанец, его жена, начальница над каким-то рынком, и ещё какие-то люди.

Хмуро вёл я светские беседы, да только сморили меня тяжёлый день, да долгий путь. Ближе к полуночи я задремал, а как проснулся, то обнаружил, что в доме нет никого. Мягкий приглушённый свет льётся из стен и потолков, испаряется водка из рюмок, а ни гостей, ни хозяев — никого нет.

Проверил и в ванной — тишь там, гладь, да размокшее мыло на бортике.

Очень я удивился таким порядкам в Ясеневе. Дай, думаю, позвоню этим людям — принялся звонить — из разных углов квартиры отзываются их мобильные телефоны.

А время-то идёт. Съел я ещё пирога да уснул снова.

А проснувшись, обнаружил, что за столом сидят совершенно другие гости — милиционер-армянин, девушка из налоговой инспекции и ещё какая-то пара. Поговорили о высоком, да как-то напитки были крепки, и я уснул снова.

Проснулся — а за столом уже сидят прежние люди. Азербайджанский милиционер целуется с хозяйкой рынка, жена его спит на стуле, а у одного из гостей всё лицо заклеено пластырем. Оказалось, что они пошли ночью за добавкой и их крепко побили: милиция, скорая помощь, поиски спрятавшихся товарищей…

Я с сочувствие выпил с ними водки, и снова лёг спать.

А проснувшись вижу других гостей — армянин сидит за столом, качает забинтованной головой, девушка из налоговой инспекции показывает всем, что у неё отлетели пуговицы на блузке — и этих, оказывается, во дворе побили.

Вот как непросто живут в Ясеневе. Подивился я этому, и, от греха подальше, снова сел на велосипед и, как русский экриван Набоков, поехал через весь город.

И, увы, только на Загородном шоссе я вспомнил, что не стащил со стола пирогов в дорогу. Тогда я вспомнил рифму, и громко, на всю рассветную Москву закричал:

— Ясенево-Ясенево — ни хуя себе!..

лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки

Извините, если кого обидел.

15 ноября 2009

История из старых запасов: "Слово о взаимопонимании"

Однажды я ехал на тракторе. Дело происходило под Вязьмой, в местах, где на килограмм земли в лесу приходится полкило костей. Тракторист подхватил меня между деревнями, и вот я трясся в душной кабине между единственным креслом и дверцей.

Надо было в благодарность разговаривать с трактористом. А говорил он невнятно, хотя и смотрел мне в глаза, отвернувшись от дороги. Видимо, у него была нарушена функция речи. Непонятно и ожесточённо бормотал что-то тракторист, а я, чтобы не показаться невежливым, говорил "да-да", и ещё говорил "конечно", а ещё "ну да". И прибавлял потом "Ясное дело".

Но вдруг я заметил, что мой благодетель темнеет лицом, меняется как-то, и вдруг он остановил трактор, толкнул дверцу и спихнул меня на дорогу.

Я выпрыгнул, закинул за спину вещмешок, и зашагал вслед дизельному выхлопу. В тот момент мне стало понятно, что говорил тракторист что-то типа: "Ну неужели я такая сволочь? Скажи, да?!".

А я подтверждал: "Да, да: ясное дело".

Так происходит часто.

лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки

Извините, если кого обидел.

15 ноября 2009

История из старых запасов: "Слово о ванных"

Началось всё с того, что давным-давно я понял — наиболее эротогенными местами во всяких клубах являются площадки перед туалетами. Что происходит внутри на фоне фаянса и унылой кафельной плитки — понятно и неинтересно. Недаром там всегда висит злобный автомат по продаже сантехнической резины. Но главное закладывается, вопреки физиологии, именно вне, а не внутри.

Продолжая исследования, я выяснил, что наиболее эротогенными местами в частных квартирах стали ванные. Сразу после каких-то новогодних праздников все мои знакомые поделились на тех, у кого был секс в эту новогоднюю ночь, и тех, у кого его не было. Только я хотел сочинить по этому поводу moralité как вдруг мне позвонила некая барышня, которая, как оказалось, принадлежит к третьей категории. Она не была уверена в том, случилось ли с ней это, или же нет.

Причём, количество людей, совершенно потерявших уверенность в сексусе, лексусе и прочих жизненных вещах, начало стремительно множиться. С тревогой ожидал я следующих звонков, поскольку неуверенные превратились из маргиналов в правящую партию.

Ванная в этих историях превращалась в символ эпистемологической неуверенности. Эта неуверенность усугубляется тем, что ванная — одна из немногих комнат, в которых свет включается (и выключается) извне.

Мой приятель, неуверенно вспоминая собственную роль Деда Мороза, окончившуюся поздравлением хозяйки, что цеплялась за занавеску и ванный шкафчик, размышлял так: "Дело в том, что в советских домах туалет невелик и часто неважно пахнет. Ванная не в пример лучше. К тому же в ней, кроме дыры (эвфемизм) есть и кран, который"

К чёрту, к чёрту, подумал я и перестал его слушать.

Очередная моя собеседница оказалась членом партии уверенных. Она-то занималась в новогоднюю ночь натуральным сексусом, а не каким-то петтингом-митингом. Но именно в ванной, и начала хвастать этим. Что-то было космическое, говорила она, два тела и

Я сказал ей, что этот рассказ напоминает описание византийской цистерны в Стамбуле. Есть там такая подземная цистерна для питьевой воды, иначе называемая Йребатан-сарай — подземный дворец.

Йребатан-сарай был отчасти похож на огромную ванную. Только в этой ванной, в чёрной воде под пешеходными мостками, жили какие-то жутковатые рыбы. Беззвучно шевеля плавниками, проплывали эти рыбы по своим сумрачным делам. Когда я был в Йребатан-сарае, там шла выставка каких-то модных стамбульских художников. Страшноватая электронная музыка сопровождения подчёркивала нереальность места — отъединённость от зноя наверху, от истории по сторонам. Была лишь причастность к жутковатым мультфильмам-хентай, герои которых двигались по стенам и напольной воде. Эти герои были какими-то психоделическими трупаками, мечтой некрореализма, подсвеченной жутковатым светом. Прямо в эти картины, что проецировали в пол хитроумные аппараты под потолком, капала с потолка вода.

Немногочисленные посетители, шарахаясь от изображений, шлёпали по