Во-вторых, в этой пятерке уже начался процесс перераспределения долей в мировом производстве от СССР и США, а также ЕЭС в пользу Японии и Китая. И это делается не из экономического расчета для более сбалансированной ситуации в пятерке, поскольку Соединенные Штаты и ЕЭС сохраняют практически те же лидерские позиции как в плане производства, так и в плане внешней торговли (хотя прежде существенную прибыль они получали за счет своей военной составляющей), СССР и Япония, находящиеся примерно в равных весовых категориях (хотя экономика Японии растет быстрее), обладают лишь примерно 2/3 от производительной мощности первых двух участников пятерки, в свою очередь КНР, несмотря на еще значительное отставание от остальных, демонстрирует самые большие темпы роста.

В-третьих, с военной точки зрения мир до сих пор остается биполярным, поскольку только США и СССР обладают таким количеством стратегического вооружения, которого достаточно для полного уничтожения противника. Тем не менее устоявшаяся многолетняя биполярность может со временем исчезнуть как на уровне ядерного вооружения (либо оно станет трудно применимым, либо Китай, Франция и Великобритания значительно расширят свои ядерные арсеналы), так и на уровне конвенционального вооружения — благодаря активному наращиванию Китаем своей мощи, а также благодаря созданию мощной совместной группировки западногерманских, французских, а возможно, британских и итальянских вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, при условии что указанные страны действительно будут заинтересованы в эффективном военно-техническом сотрудничестве друг с другом. Однако по внутриполитическим причинам вряд ли этого можно ожидать в ближайшем будущем; но самый факт возможности такого сценария создает определенную неуверенность в долговечности существования биполярного мира как минимум на неядерном уровне. В свою очередь, вряд ли сегодня кто-то уличит Японию в том, что она хочет стать мощным военным государством; вместе с тем все, кто знаком с моделью «войны и изменений в мировой политике», не удивятся, если в один прекрасный день новое политическое руководство в официальном Токио решит трансформировать свой экономический потенциал в военный.

Если бы Япония действительно решила играть более активную военную роль в международных делах, то причиной этого, скорее всего, стала бы ее неспособность защищать свои интересы, действуя лишь как «торговое государство»{1264}, и, укрепив свою военную мощь, Страна восходящего солнца могла бы попытаться в значительной степени усилить свое международное влияние, чего ей было бы не достичь невоенным путем. Но история конкуренции на международной политической арене последних пяти столетий показывает, что одной лишь военной силы мало. Государство может таким' образом защитить себя или осадить конкурентов лишь на короткий срок (чего для большинства политических лидеров и поддерживающей их общественности вполне достаточно). Но если в результате страна выйдет за свои географические и стратегические границы, даже не говоря о каких-то имперских масштабах, то она будет обречена тратить значительную долю своих доходов на обеспечение «защиты» и, следовательно, вынуждена сократить сумму «инвестиций в производство», в результате чего она столкнется с замедлением темпов роста объемов производства, а в долгосрочной перспективе ей будет трудно сохранить потребительский спрос со стороны ее граждан и свое положение на мировой арене{1265}. В частности, это уже происходит с СССР, США и Великобританией. И следует отметить, что, в свою очередь, Китай и ФРГ изо всех сил стремятся избежать чрезмерных военных расходов, подозревая, что это может негативно сказаться на их темпах роста экономики в долгосрочной перспективе.

Таким образом, мы вновь возвращаемся к головоломке, над разрешением которой бьются стратеги, экономисты и политические лидеры с давних времен. Право называться великой державой подразумевает способность защитить себя от посягательств любого другого государства-нации{1266}, а значит, требует наличия развитой экономической базы. По словам Листа, «война или сама возможность войны делают формирование мощной производственной базы непременным условием права называться одной из ведущих стран мира»{1267}. И все же, включаясь в войну или принимая решение о перенаправлении значительной части своих «производительных сил» на создание «непродуктивного» вбенного вооружения, государство рискует разрушить свою национальную экономическую базу, особенно если оно нацелено на долгосрочное инвестирование доходов в рост экономики.

Это подтверждают и классики политэкономии. Последователи Адама Смита призывали к сохранению максимально низких расходов на оборону. В свою очередь, симпатизировавшие идеям «Национальной экономики» Листа настаивали, чтобы у государства было как можно больше инструментов влияния. Всем им, честно говоря, следовало бы признать, что в действительности это вопрос выбора, но трудного выбора{1268}. Безусловно, в идеальной ситуации «прибыль» и «могущество» должны были бы идти рука об руку. Однако слишком часто государственные деятели сталкивались с дилеммой: обрести ли надежную военную защиту от реальной или мнимой угрозы, которая со временем ляжет тяжелым бременем на экономику, или тратить на оборону минимум средств, подвергая риску защиту собственных интересов от периодических посягательств со стороны других государств{1269}.

Поэтому нынешние ведущие мировые державы вынуждены искать решение двойной проблемы, над которой бились их предшественники: во-первых, с неравномерными темпами экономического роста, в результате чего одни становятся богаче (и, как правило, сильнее) остальных, а во-вторых, с конкурентным и порой враждебным внешним миром, заставляющим выбирать между оперативной военной и долгосрочной экономической безопасностью. И здесь нет универсального общего правила для предпочтения того или иного пути. Если государство отказалось от обеспечения соответствующего уровня собственной военной безопасности, то оно не сможет адекватно противостоять своему сопернику, решившему воспользоваться своим преимуществом; если же оно слишком много тратит на вооружение или, что бывает чаще, на покрытие растущих расходов по военным обязательствам, принятым ранее, то оно может просто не рассчитать свои силы и возможности. Не облегчил ситуацию и «закон возрастающей стоимости войны»{1270}. Если обратиться к популярному примеру, ВВС США к 2020 году фактически будут не в состоянии закупить даже один самолет из-за постоянно растущей стоимости современного вооружения, и это является тревожной тенденцией как для правительств государств, так и для налогоплательщиков.

В итоге каждой из сегодняшних ведущих держав — США, СССР, Китаю, Японии и (возможно) ЕЭС — придется разрешать для себя многовековую дилемму взлета и падения на фоне нестабильных темпов роста, технологических инноваций, изменений на мировой арене, растущей стоимости вооружений, а также колебаний в балансе сил. И все это не под силу контролировать ни отдельному государству, ни тем более одному человеку. Перефразируя известное высказывание Бисмарка, все великие державы плывут в «потоке времени», который они не могут «ни создать, ни взять под контроль», но в котором они могут «держаться, используя свои навыки и опыт»{1271}. Итог такого «путешествия» в значительной степени зависит от мудрости правительств в Вашингтоне, Москве, Токио, Пекине и в нескольких европейских центрах. Данная книга является попыткой спрогнозировать возможные варианты развития для каждого из рассмотренных здесь государств и всей системы великих держав в целом. Но все же успех плавания по «течению времени» во многом зависит от их собственных «знаний, навыков и опыта».