на разгрузке, рукоятью вверх. Я воспользовалась моментом, чтобы навинтить на пушку глушитель, и подняла ее на огневую позицию, к плечу. Небольшое бельгийское оружие ближнего боя было запрещено для гражданских лиц в черте города, глушитель – тоже. Если меня с ними поймают, неприятности обеспечены. А если меня накроют за применением оных, обеспечен срок. Оба эти последствия меркли перед фактом, что если я не войду туда вооруженная до зубов, то, возможно, не проживу столько, чтобы поздравить себя с моей законопослушностью высшей пробы.

Не бывает такой вещи, как идеальное решение!

Я тихонько направилась обратно к входной двери, крепко прижимая пушку к плечу. Передвигалась я быстрыми, мелкими, перекатывающимися шажками, чтобы верхняя часть туловища постоянно оставалась на одном уровне. Я установила на П-90 красную точку прицела, и она дрейфовала у меня перед глазами полупрозрачным перекрестием красного света. Вид сквозь оружие, своего рода «укажи-и-выбери». Суть в том, чтобы пуля попала туда, куда указывает центр перекрестия. Я держала его нацеленным для расправы. Несмотря на то что мне довелось видеть больше боевых действий, чем фактически любому полицейскому в стране – спасибо Дрездену, – я могла пересчитать по пальцам одной руки количество случаев, когда по-настоящему использовала оружие против цели, находившейся на расстоянии более семи или восьми ярдов.

Стоя вплотную к входной двери, я проверила ручку. Она повернулась свободно. Итак, находившиеся внутри люди полагались на то, что охранник удержит незваных гостей снаружи.

Я подумала о первом шипящем голосе, с которым разговаривала по телефону, и вздрогнула. Они не станут полагаться на одну лишь физическую защиту. Но мне об этом тоже кое-что известно. Обереги Гарри были смертельно опасны – но для их создания требовалась энергия порога, который имеется только вокруг настоящего дома. Этот старый склад был торговым помещением, и порог у него отсутствовал. А значит, если здесь и стояло на входе охранное заклинание, оно наверняка довольно слабое.

Разумеется, «слабое» в лексиконе Дрездена – понятие относительное. Оно могло бы жахнуть меня так, что не дезинтегрировало бы на атомы, а всего лишь переломало бы кости, – если там вообще имело место заклинание.

Ненавижу всю эту чародейскую хрень!

К черту! Не могу же я простоять здесь всю ночь.

Я медленно повернула дверную ручку, как можно дальше отклонившись в сторону. Затем мягко толкнула дверь, и она приоткрылась на пару дюймов. Когда ничего не взорвалось и не взвыл сигнал тревоги, я испытала облегчение и заглянула внутрь.

Это было все равно что заглянуть в другой мир.

Зеленые и голубые блики ползли и скользили по стенам и по всему внутреннему пространству склада, жуткие и вызывающие неясную тревогу, каждый цвет перемещался волнами разной длины и скорости. Внутри стоял сильный запах – странный запах воды и рыбы. На стене виднелись непонятные штуки – иначе как наростами их не назовешь. Уродливые пятна некоего комковатого, грубого вещества, которое я не могла определить, кучковались всюду по стенам и потолку склада кругами примерно шести футов диаметром.

На полу в беспорядке стояли клетки – множество пятифутовых кубов, изготовленных из прочной стальной сетки. В нескольких из них находились люди, дверцы там были заперты тяжелыми цепями. Большинство узников просто сидели, уставившись в пустоту, или лежали на боку, с тем же отрешенным взглядом, абсолютно неподвижно. Это было ненормально. Человек даже под воздействием наркотиков, если он остается в сознании, выказал бы больше жизни. А значит, тут не обошлось без магии, какого-то агрессивного ментального вторжения, и в голове у меня завопил тоненький голосок.

Я уже подвергалась такому вторжению, и не раз.

Это плохо.

Колени у меня подкосились. Руки задрожали. Колеблющиеся разноцветные огоньки на стенах сразу показались чем-то зловещим, дезориентирующим, началом очередной атаки на мой разум. Господи Исусе, мне захотелось повернуться и как можно быстрее бежать отсюда со всех ног. По сути, я и попыталась это сделать. Ноги у меня дернулись, словно готовясь к броску, но тут взгляд мой привлекло движение в следующем ряду клеток, и я увидела Джорджию.

Она стояла на коленях, обнаженная, нежно обхватив руками большой живот, и баюкала, как в колыбельке, свое нерожденное дитя. Голова покорно опущена, гладкие плечи и шея расслаблены. Но я видела ее глаза, открытые и пристально глядевшие на дно клетки, и я видела, что в них сверкал вызов.

Чем бы ни удерживали всех остальных, этим же удерживали и Джорджию – но она явно не покорилась так легко, как они. Она все еще боролась.

Что-то глубоко внутри меня, что-то жесткое, свирепое и яростное, приковало мои ноги к месту. Я смотрела на Джорджию и понимала, что не могу сбежать. Я вспомнила: здесь находятся Уилл и Марси, они ждут, когда я дам знать, что настал момент перекинуться и вступить в бой. Вспомнила, что почти все эти люди в клетках – совсем молодые, они еще моложе, чем мои оборотни, и самый юный из них сейчас в клетке Джорджии.

Вспомнила кровь, забрызгавшую потрепанную каюту катера, – и что никто, кроме меня, уже не придет на помощь всем этим ребятам.

Страх напал снова, изменив свою форму. Теперь он маскировался под голос разума. «Не заходи внутрь, – шептал он. – Осознай свои пределы. Пошли за помощью».

Но единственное, от кого я могла бы получить серьезную помощь, – это ОСР, а если бы они примчались сюда ко мне на выручку, то поставили бы на карту не только свою карьеру, но и жизни. Я могла бы вызвать регулярную полицию, просто сделать анонимный звонок, но в эту часть города они приедут не раньше чем через полчаса. И даже когда они действительно приедут, то станут агнцами на заклание. Большая часть силовиков понятия не имела, что на самом деле происходит в самых темных закоулках города.

«Ты могла бы пойти за мечом, – сказал мой страх. – Ты знаешь, где он. Знаешь, какой сильной он тебя делает».

Немногие люди могли бы сказать, что они владели волшебным мечом, который противостоит силам тьмы, но я – одна из них. Фиделаккиус, меч Веры, лежит в ожидании руки того, кто достоин владеть им против власти тьмы. В финальной битве с Красной Коллегией эта рука была моей. В самый страшный момент той битвы, когда уже казалось, что все потеряно, именно моя рука держала Фиделаккиус, который склонил чашу весов, позволив Дрездену одержать победу. И я чувствовала силу намного больше меня, которая меня поддерживала, направляла мои движения и на единственный краткий миг вошла в меня и использовала мои губы и язык, чтобы объявить приговор