Двери высокого трехэтажного дома дрогнули, но не подались. Они открывались наружу, а на крыльце было слишком много народа. Если б Орест хотел сохранить своей жертве жизнь, он бы выстроил коридор из стражи и синяков, но те стояли лишь у входа в храм и вокруг площади, отбирая мечи у желающих пройти. Впрочем, окружающие улицы были так запружены народом, что пробиться даже к тому месту, где стояли они, было почти невозможно.

Здоровенный бугай с зычным голосом начал сгонять людей со ступеней, одет он был, как простой горожанин, но Сезар сразу понял – перед ним воин. Свой? Неужели?! Нет... Орест озаботился запустить в толпу переряженных солдат. Проклятый! Ну почему он не уговорил Марту уехать в Арцию с матерью. Или... бежать с ним хоть в Новый Эланд, хоть в Отлученные земли. Неужели единственное, что он может сделать для своей любви, это убить ее, смертью защитив от грязных, похотливых лап. И он сделает это, если не останется надежды. Не останется?! Уже не осталось!

Стараньями переодетых антонианцев проход расчистили, дверь распахнулись, и Сезар увидел Марту. В простом синем платье без покрывала, но с высокой прической, с успехом заменявшей корону, герцогиня Оргондская спокойно оглядела беснующуюся толпу. Она не боялась. Или сумела взнуздать свой страх, что было еще большим подвигом. Пусть она по всем законам перешла в род ре Ги, но сейчас на площадь вышла Марта Тагэре.

Фанатики взвыли от ненависти и предвкушения расправы. А женщина, приподняв тяжелую юбку, словно боясь запачкаться и прямо глядя перед собой, пошла вперед. Это было неожиданностью для всех. Если б у крыльца были лишь горожане, они бы расступились – черни свойственно отступать перед нобилями, а трусам перед теми, кто их не боится, но Орест знал, кого там поставить. Сезар понял, ЧТО сейчас произойдет. Глаза застлал какой-то туман, и виконт с рычаньем бросился вперед, с неожиданной легкостью сбив с ног и отшвырнув приготовившегося швырнуть камень бугая. Тот упал с переломленной шеей. Дико завизжала какая-то женщина, и к ней присоединился тонкий мужской голос. Еще один переодетый, отвратительно пахнувший грязью, злобой и страхом, выхватил длинный кинжал. Еще бы, ЭТИМ оружие принести позволили. Лезвие метнулось вперед, но боли Сезар не почувствовал. У него не было оружия, и он вложил всю свою ненависть в удар рукой. Один удар, и вонючий опрокинулся на спину, зажимая развороченное брюхо. Как это получилось? Некогда думать.

Еще один... И еще... Вкус крови во рту, крики, тошнотворная вонь... Проклятый! Что это?! Огромный тигр ударом лапы перебил хребет какому-то негодяю, распластавшись в полете, перескочил через несколько голов, и приземлился у ног Марты. Тигр?! Антонианские штучки?! Божий промысел?! Сезар ринулся вперед в безумном прыжке, внизу мелькнула чья-то лысина и безумные выпученные глаза. Что с ним? Как он совершил такое?!

Виконт Малве мягко приземлился у ног возлюбленной и, повернув к замершей толпе оскаленную пасть, испустил рычанье, показывая великолепные клыки.

2892 год от В.И.

21-й день месяца Дракона.

Арция. Мунт

Сначала Артур ничего не понял. Отец, после приснопамятного заседания Генеральных Штатов ходивший с задумчивым видом и где можно и где нельзя сетовавший на опасную доверчивость будущего короля, не убравшего из столицы никого из Вилльо, ворвался в казармы и потребовал сотню человек. При этом глаза Антуана Бэррота сияли от радости. Когда-то Артур подчинялся отцу беспрекословно, но теперь эти времена прошли. Капитану королевской гвардии может приказывать только король, что Артур и сообщил родителю.

– Пока, – рявкнул тот, – ты ждешь Александра, в Речном Замке собираются заговорщики.

– Что, – не понял Артур, – какие заговорщики? Ведь все ясно, Элеонора не королева, значит...

– Вот потому и заговор, что все ясно, – отрезал граф, – была бы у них лазейка, они бы иначе действовали. Знаешь, кто там сидит? Рогге с Клавдием!

Этого было достаточно. Артур Бэррот был предан Александру Тагэре и всеми фибрами своей души ненавидел предателя-кардинала и подлеца Рогге, опустившегося до подсуживания на турнире. Их имена подействовали на капитана гвардии, как красная тряпка на быка. Не прошло и четверти оры, как сотня всадников крупной рысью выехала из ворот дворца Анхеля и переулками добралась до узкого замкового мостика. Там их ждал плотный мужчина с красной физиономией выпивохи, что-то шепнувший старшему Бэрроту, который велел сыну выставить за углом охрану, а самому с двумя десятками солдат идти за пьяницей, оказавшимся замковым караул-деканом. Их никто не заметил – комендант Речного Замка и вправду был глуп. Гвардейцы вошли в узкую боковую калитку, которой пользовались стражники, когда нужно было тайком выскочить за царкой.

Когда они вошли, отец страшным шепотом велел соблюдать тишину. Прежде чем схватить заговорщиков, следовало послушать, что они говорят. Артуру, молящемуся не на Книгу Книг, а на Кодекс Розы, подслушивание претило, но в данном случае он смирился. Жизнь Александра была слишком драгоценной, а мерзавцев нужно было схватить за руку.

Предатели выбрали себе Голубую Столовую, некогда весьма любимую Иволгой. Большие светлые окна и балкон выходили на Льюферу, а кроме парадных дверей, в комнату вела низкая дверца с решетчатым оконцем, через которую подносили кушанья. Отец и сын замерли, прислушиваясь к приглушенному разговору.

Артур узнавал голоса. Граф Реви... «Пудель» поганый. Кардинал, продажная жирная скотина... Женщина? Неужели королева? Нет, красотка Эжени, а этой-то чего нужно? Хотя она вроде бы без ума от Аганна, хотя спит еще с Гастоном Койлой и Реви. Незнакомый голос, и несет сущую чушь... Мунт встанет на защиту законного короля? Встать-то он встанет, но уж точно не за «пуделей». Снова кардинал. Советует оспорить предъявленные выборным доказательства. Реви возражает. Говорит, сначала следует уничтожить горбуна. Рука Артура схватилась за меч, и отец с силой сдавил плечо сына.

Спор продолжался, Эжени робко сказала, что Александр все-таки брат Филиппа, и лучше его не убивать, а просто схватить. Реви оборвал любовницу, заявив, что, пока горбун жив, у них ничего не выйдет. Затем вступил еще один голос, и Артуру показалось, что он ослышался. Гастон Койла – канцлер, лучший друг короля Филиппа и, как думалось Бэрроту, Александра. До чего же докатилось арцийское рыцарство, если граф Койла вместе с грязными выскочками обсуждает, как и когда убить законного короля?!

– Я беру это на себя, – твердо сказал канцлер, – горбун мне доверяет, мне ничего не стоит угостить его вином из погребов Его Высокопреосвященства. А вам лучше всего выждать и затаиться. На меня никто не подумает, но, если заподозрят кого-то из вас, толпа раздерет вас на куски, а о коронации Филиппа можно будет забыть.

– Когда вы это сделаете?

– В ночь перед коронацией, чтобы утром, когда к нему придут, Александр был мертв. Граф Реви – человек ученый, он напишет записку, в которой Сандер скажет, что сделал это сам, так как Филипп хотел видеть на троне сына, а не брата, и попросит всех, любящих его, исполнить его последнюю волю и короновать племянника.