2. Богатый и Царство Небесное.

Когда богач с грустью отошел — как того требует антитеза христианской точки зрения и как это было необходимо для того, чтобы записать следующие изречения, — Иисус замечает: «Богатый едва ли войдет в Царство Небесное. Еще говорю вам: легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царство Небесное». Ученики очень обеспокоились и спросили, кто может спастись, на что Иисус ответил: «Человекам это невозможно, а Богу возможно».

Это место из Евангелия от Матфея может быть объяснено только на основании места из Писания Марка. Иисус замечает: «Едва ли богатые и т. д. спасутся». Ученики удивляются, но Иисус берет слово и говорит: «Легче верблюду спастись!» И снова ученики потрясены, и еще более, как это правильно, говорят друг другу: «А кто может спастись?» Лука переплел мешки и справедливо размыл нюансы первоначального рассказа до такой степени, что подавил и «опять».

Еще раз! — Возможно, нам удается устранить все поводы для богословских недоразумений — когда мы говорим: «Марк работал красиво и художественно!» Мы ни в коем случае не склонны оскорблять искусство и красоту, так же как и не считаем нужным вытеснять христианский принцип — который Филипп. 3:8 прямо объявляет все, кроме одного, грязью, навозом, отбросами, — и приписывать ему, как это делают новейшие христиане, склонность к красоте и искусству, которые он отвергает. Только по отношению к составлению Матфея Марк работал прекрасно, но по отношению к самому составлению его работа должна рассыпаться. Ученики удивляются тому, что богатый человек вряд ли войдет в Царство Небесное, и, потрясенные, спрашивают: кто может спастись? Как будто в мире есть только богатые люди, как будто они сами принадлежат к богатым, как будто они не отказались от всех сокровищ мира, когда безропотно присоединились к Господу. Евангелист, несомненно, хотел завершить повествование ссылкой на Божественное всемогущество и благодать, чтобы несколько смягчить смелую крайность, до которой он дошел в самом повествовании, противопоставив ее другой крайности — Божественной силе и благодати; при этом он забывает о положении учеников и, кроме того, хочет дать нам возможность бросить боковой взгляд на четвертое Евангелие.

3. Никодим.

После того как мы в своей критике четвертого Евангелия полностью разобрали рассказ о беседе с Никодимом во всех его деталях, мы заметили, что у нас не получилось постичь и суть этого рассказа. Этому препятствовал характер евангелиста, поскольку его воображениебыла не что иное, как творческое, а «плод его был лишь слабым, хотя и обильно разрастающимся вьюном, который мог покрыть ствол, но не мог сам образовать его».

На этот раз таким стволом стал синоптический рассказ о богатом человеке. Матфей, возможно, сделал этого человека юношей, как ни странно, потому что он читает в Марке, что тот ссылается на свою юность, но, возможно, и потому, что он видит, как Иисус с такой любовью и болью смотрит на этого человека. Лука сделал этого человека «начальником», а Четвертый назвал его «начальником Никодимом». Подобно тому, как в оригинале человек обращается к Иисусу «добрый господин», но переиначенное в тысячу раз неловко, первое слово Никодима — это тоже слово о том, что Иисус — учитель, посланный Богом. Когда Иисус упрекает богача за его обращение, но переиначенное в бессмысленность, это упрек, который является первым словом Иисуса к Никодиму. Как богач слышит, что он должен сделать, если хочет войти в жизнь, так и Никодим слышит, что должно произойти с ним, если он хочет увидеть Царство Божие. Там Иисус говорит о невозможности богатому человеку попасть в Царство Небесное, а здесь Никодим, униженный до степени насмешки, говорит о невозможности для него попасть в Царство Небесное по требованию Иисуса. Как там Иисус в конце концов укрывается в мысли о непостижимом всемогуществе, так и в этой беседе — о том, что Дух Божий действует, даже если человек не знает, как Он действует.

Как только Четвертый подошел к этому пределу синоптического повествования, он также встал на предел понимания Никодима и позволил себе подняться еще выше.

4. Награда за жертву.

То, что говорится позже в синоптическом повествовании о награде за жертву, по случаю замечания Иисуса Петру, не могло быть использовано Четвертым, потому что он хотел вовлечь Господа в разговор только с Никодимом, а не с учениками, и потому что, с другой стороны, он уже достаточно объяснил в возрождении высшую силу отказа от земных благах.

После сказанного Петр спросил: «Мы оставили все и последовали за Тобой, какая же будет нам награда? Смелый торг о награде после того, как было заповедано полное отречение и все, что касается души и блаженства, было предоставлено милости и всемогуществу Божию! Этот ответ также порождает тысячу обид. Сначала говорится, что те, кто последовал за Иисусом, будут сидеть на двенадцати престолах во дворце и судить двенадцать колен Израилевых; а затем о том, кто оставил дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или поля ради имени Иисуса, говорится, что он получит во сто крат что? и наследует жизнь вечную. Отказаться от этого тяжелого долга, зная, что вскоре человек будет сидеть на престолах и судить колена Израилевы. Это прекрасный переход, когда сначала обещается вечная божественная власть управления, то есть бесконечная, а затем только стократное преемство. Это большой недостаток, когда сначала обещаны не только такие славные, но и вполне определенные вещи, а потом человек не знает, что именно он должен получить стократно. И это не называется связностью, когда сначала об учениках говорят «вы, последовавшие за Мною», а потом о тех, кто уходит, говорят «каждый человек», как будто каждый человек и группа из двенадцати — это одно и то же.

Матфей сначала формирует вопрос Петра о вознаграждении. Марк позволяет ученику несколько более робко и стыдливо сказать: «Мы оставили все и последовали за Тобой», после чего Иисус замечает, причем так, что это относится ко всем Его последователям, что «не может быть речи об оставлении и отказе», поскольку слышится точное различие, не соблюдаемое Матфеем, между тем, что человек оставил, и тем, что он получит во сто крат в этой жизни и унаследует вечную жизнь в веке грядущем. Матфей вызвал огромную путаницу, заимствовав из Евангелия от Луки С. 22, 20 документ, наделяющий Двенадцать престолами Царства Небесного и юрисдикцией над двенадцатью коленами Израиля, и вставив его сюда. Он также впервые ввел в это