мы уже отметили выше. Или нас хотят убедить в том, что Иисус мог произнести формулу, которая появилась только после долгого отвлечения, уже после его смерти, благодаря остроумной комбинации апостола Павла? Только после того, как путь верующих был образно описан как их страдания и погребение, которые они претерпевают вместе с Господом, Иисус смог назвать в Евангелии свои страдания своим крещением.

То, что, кстати, когда мораль всего этого должна быть, наконец, произнесена, возможность для этого предоставлена очень неудачно, когда теперь еще появляются десятеро и ропщут на честолюбие сынов Зеведеевых, как будто те не были уже обличены, и как будто теперь недовольные не виновны в новом проступке, который также должен был быть обличён особым образом, что этот прагматизм очень хрупок, не нуждается ни в каких дополнительных словах.

Перед своими учениками Иисус открыто признал себя Мессией и, в отличие от их детских мечтаний и претензий, пролил свет на природу Своего мессианского предназначения.

Теперь он признан и прославлен народом как Мессия, как Мессия он борется со своими противниками и сражается с ними: сцена меняется: решающая битва должна состояться в Иерусалиме.

Раздел двенадцатый. Деятельность Иисуса в Иерусалиме.

§ 76. Вход в Иерусалим.

Изменения, внесенные тремя другими авторами в первоначальный рассказ, оказываются настолько очевидными, как позднейшие изменения, что нам разрешается сразу же рассмотреть первоначальный рассказ. Как только он сам упадет — а он упадет немедленно, — изменения, которые позднейшие сделали с ним, если и окажутся безвкусными, то также окажутся в высшей степени ненужными.

Торжественный въезд Иисуса в Иерусалим, именно въезд в качестве царя, кажется, был задуман им с самого начала; действительно, намерение Иисуса настолько серьезно, Иисус считает это дело настолько важным, что не гнушается привести необходимое для его целей животное с помощью чуда. Он со своим отрядом путешественников едва приблизился к Иерусалиму, а именно к Вифагии и Вифании на Дельберге, так зачем же нам снова писать своим профанным пером то, что написано раз навсегда, как ученики, по его повелению, войдя в селение, которое находится перед их глазами, как он и предсказывал, находят лавку, на которой еще никто не сидел, и как народ, видя, что они насильственно вошли в чужое владение, как Господь и предсказывал, при одном только замечании: Господу нужно то же самое, удовлетворился и спокойно позволил им отвязать наполнители и увести их? Спросим ли мы еще, что в мире не может произойти ничего великого, достойного или особенного без чуда? Бедное человечество! Бедные искупители человечества, вы, герои, искупившие нас в государстве, в искусстве и науке, своими открытиями, вы — ничто! Из тысячи вопросов возмущения и нравственного негодования, которые витают на наших устах, зададимся хотя бы вопросом, знали ли эти люди Господа, что они только на одно слово отпустили учеников со зверем? Но чудом должно быть и то, что эти люди, которые не могли понять, как это ученики без лишних слов завладели чужим имуществом, были лишены разума одним словом, волшебной формулой: «Господи!».

Но мы посмеиваемся над собой, когда видим чудо, которое ничтожно мало по сравнению с бесконечно большим чудом, которое должно произойти сейчас. Иисус готовится к торжественному въезду в столицу, но знает ли Он, что не обойдется без декораций, без которых Его поездка на звере была бы лишена всякого эффекта? Да, он заранее знает, что толпа — мы не знаем, откуда она взялась — внезапно появится, разбросает по дороге ветви деревьев и будет провожать его в город с возгласом: «Благословен грядый во имя Господне! Он знает это заранее, потому что это чудо, а чудеса он знает заранее, когда они необходимы.

Но мы не знаем, откуда вдруг взялось такое отношение толпы! Мы даже не знаем, откуда вдруг взялась эта толпа! До сих пор Иисус не признавал себя Мессией перед толпой — да, противоречие небесам! — Когда ученики увидели в Нем Мессию, Он строго-настрого запретил им говорить народу, кто Он такой; так что народ не только не знал, но и не должен был знать. И все же в Иерусалиме это знают, и первая лучшая толпа, которая, кажется, упала с неба, знает это?

Да! Она знает! Мы знаем, почему она знает! Она действительно упала с неба, как иерихонский слепец, несомненно знающий, что Иисус Назарянин — сын Давидов; она упала одновременно со слепцом с неба прагматизма первенствующего евангелиста! Теперь, когда коллизия Иисуса с народом и священством должна достигнуть своего апогея и произойти катастрофа, Иисус должен открыто явиться как Мессия, быть признанным таковым, и вступлением к этому признанию является ликование толпы при входе в Иерусалим, вернее, не только вступлением, но и готовым фактом, и слепец в Иерусалиме вытесняется как форпост перед восторженной толпой.

Первоевангелист оформил вход. Лука, не говоря уже о других, менее существенных ухудшениях, не выделяет одного — что ученики надели одежду на животное, а толпа народа расстелила одежду по дороге, он допускает — где они могли взять одежду! — По крайней мере, он не упоминает о толпе заранее, а после просто говорит, что «вся компания учеников» прославила Бога — обратите внимание, как здесь Лука дает ростки, которые Четвертый заставляет вырасти в деревья, как и в других местах — за все те знамения, которые они видели. Наконец, когда Иисус приблизился и увидел город, как будто мы должны думать, что процессия уже начала движение, прежде чем был виден город, он очень неуместно угрожает Иерусалиму осадой и разрушением со стороны врагов словами, которые Иегова уже произнес во времена Деяний Ис. 29:3, Иер. 26:18 и в других местах, потому что он не подумал, подобно той группе учеников, о том, что послужит его миру. Так вот почему надо было так извратить дело, что только ученики торжественно провожают Господа в святой город? Поэтому, может быть, евангелист имел повод высказать свою угрозу так некстати, чтобы испортить радость дня? Да и не подобает, чтобы какие-то фарисеи призывали Господа угрожать ученикам и затыкать им рот, а Иисус теперь отвечал: если эти умолкнут, то камни возопиют. Неуместно! Радость этого дня должна быть полной! Полной и без разногласий! По этой причине также неуместно, что у Луки очищение храма происходит в тот же день, сразу после входа в город! Сегодня день торжества! День великолепия! Этот день должен стать светлым пятном в истории Евангелия!

Матфей также представляет дело так, что Иисус