резиденты почитаны быти обыкли, и во время мира людям его, с письмами туда и сюда переезжающим, проезжая да дастся и честное всякое вспоможение да творится». Вопрос об оставлении в Константинополе по отъезде посланников особого резидента для отправления необходимых дел по крайней мере впредь до прибытия туда Великого посольства был поднят посланниками во время второго разговора их с Маврокордато 2 мая. Впрочем, еще раньше турки спрашивали, не останутся ли посланники по заключении мира в Константинополе до приезда великого посла, отправив царю известие о заключении мира с гонцом; но посланники тогда возразили, что мирный договор они обязаны вручить царю сами. Может быть, этот разговор и навел посланников на мысль об оставлении резидента в Константинополе. В наказе, им данном, о резиденте не говорилось.

2 мая посланники предложили Маврокордато, предварительно сделав оговорку, что действуют от себя, а указа о том не имеют, чтобы, когда мир будет заключен, «поволено было при дворе его, салтанском, жить его царского величества резиденту, потому что и иных государей резиденты здесь при дворе салтанском живут же». Маврокордато отнесся к этому предложению сочувственно, обещал, что султан такому резиденту жить при дворе своем позволит, и сказал, что в мирном договоре напишется об этом особая статья. Он находил пребывание резидента в Константинополе очень удобным для улаживания разных могущих возникнуть порубежных ссор; присылать для малых дел нарочные посольства убыточно для обоих государств: «Салтаново-де величество резидентом царского величества в мирное время жить при дворе своем поволит. И та статья у них в договорех мирных напишется ж. И зело-де то добро, что здесь царского величества резидент будет жить для того, что, когда прилучатся какие порубежные ссоры, и те всякие ссоры могут успокоиваться и отправляться чрез того резидента. А для малых дел присылать нарочное посольство на обе стороны напрасной убыток будет»[1117]. Статья и была действительно написана в виде статьи 13 трактата.

29 мая через присланных к нему Лаврецкого и Протопопова Маврокордато передал посланникам совет, чтобы Украинцев при султанском дворе до приезда великого посла оставил товарища своего дьяка Ивана Чередеева. Не остаться никому из посланников, по мнению его, Александра, невозможно. У царя началась война со шведским королем — в Константинополе распространились об этом преждевременные слухи, задолго опережавшие подлинные события, — и царя надо будет извещать о здешних делах. При этом он, Александр, окажет Чередееву всякое содействие. Если такой план посланникам угоден, пусть его уведомят, он доложит великому визирю и думает, что и султану и визирю это будет угодно. При дворе к дьяку станут относиться не как к резиденту, но будут почитать его в прежнем чине чрезвычайного посланника, и ему со всеми его людьми будет даваться султанское жалованье — корм по обычаю. У бывшего у него второй раз в этот день подьячего Протопопова Маврокордато спрашивал, донесли ли они посланникам о его предложении остаться кому-нибудь из них в Константинополе до приезда Великого посольства. Протопопов ответил, что слова его они посланникам доносили, «и они-де, посланники, зело тому подивились, откуду то и для чего произошло, и о том ответ хотели учинить в иное время»[1118].

Украинцев 31 мая ответил, что, не имея царского указа, он оставить здесь для общих государственных дел товарища своего не смеет. Но «для общего добра» обоих государств оставляют они здесь двух знатных особ — секретаря и переводчика — впредь до царского указа или до приезда великого посла с просьбой, чтобы тем особам пребывание дано было в Фонарской улице «и чтоб милостию государскою и призрением везирским были они ограждены и в обиду никому не даны и чтоб указано было им чем и сытим быть». Маврокордато сказал, что если младший посланник без указа остаться не смеет, то «блистательная Порта удовольствуется тем, кого они оставят, только чтоб оставили особ разумных и искусных и одежных (т. е. хорошо одетых), которых бы во время случая не стыдно было перед везиря представить. А двор и для караулу янычаня и кормец до приезду посольского даван им будет»[1119].

Статья 14 говорила, как сказано было выше, о приезде в Константинополь великого посла с подтверждающей грамотой через 6 месяцев со дня отъезда посланников и о принятии его на турецком рубеже с обычною честью, о сопровождении в Константинополь сухим путем и об отпуске его после вручения ему султанской подтверждающей грамоты.

XVI. XXII И XXIII конференции. Новые споры о днепровском рубеже и об азовских городках

С концом мая, казалось, подходили к концу и переговоры. 29 мая Александр Маврокордато объявил присланным к нему Семену Лаврецкому и Лаврентию Протопопову о согласии султана и визиря на уступки по трем возбуждавшим споры вопросам. Турецкое правительство шло на отмену требовавшейся им раньше предварительной перед приездом Великого посольства присылки гонца с подтверждением мира, от чего зависело назначение срока для разорения днепровских городков; далее турецкое правительство согласилось на назначение этого срока в тридцать дней со дня подтверждения мира через Великое посольство, и, наконец, договорились по особенно трудной и возбуждавшей споры статье о «крымской даче»: она принималась в той решительной редакции, которую ей дали посланники. В свою очередь, русские посланники 31 мая объявили о своем отказе от прибавки, какую они выдвигали в статье 9 о пленных, перешедших в христианство, в противовес прибавке Маврокордато о «побасурманенных» пленных[1120].

Оставались неразрешенными лишь незначительные «не само надобные» редакционные затруднения по отдельным выражениям в статьях 2 и 5.

31 мая посланники задали Маврокордато ряд вопросов, касавшихся предстоявшей церемонии заключения договора. Эти вопросы предлагались ими и ранее, но теперь, видимо, они интересовали их особенно сильно: когда и где будет происходить сверка беловых экземпляров договора, подписание их и размен экземплярами, на какой бумаге писать беловые экземпляры (на александрийской или на писчей), как надо устроить мешки, в которые вложены будут договоры, относительно внешней формы беловых экземпляров. Посланники выразили желание, чтобы экземпляры обеих сторон писались «меж статьями без отставок». Из слов Маврокордато, с которыми он обратился к присланным, видно, что и у него сложилось впечатление, что переговоры близятся к концу. «Теперво-де, — говорил он, — милосердием Божиим настоящее дело у них, думных людей, с ними, посланники, в совершенство пришло, за что-де должно Господу Богу благодарение воздать». Сказав далее, что он займется переводом на турецкий язык доставленного ему посланниками латинского текста договора, для чего к нему прислан нарочно от визиря «знатный и первый язычей», он дал ответы на вопросы