посланников о церемонии заключения договора. Когда и где съехаться для сверки беловых статей — на съезжем ли их дворе или на визирском, — о том они будут уведомлены. Если съезд будет на съезжем дворе, то, сверив тексты, они их вложат в приготовленные мешочки и мешочки эти запечатают: посланники — экземпляр турецких уполномоченных, турки — экземпляр посланников. В тот же или на другой день мешки эти за печатями принесены будут к великому визирю для подписания, и визирь в присутствии посланников подпишет турецкий текст, а посланники подпишут при визире русский и латинский тексты. Затем, приложа печати, разменяются документами. Если предварительного съезда для сверки на съезжем дворе не будет, то сверка произойдет на визирском дворе непосредственно перед разменом документов. У них «с турской стороны договоры пишутся всегда без расставок на шелковой персидской бумаге и положатся в мешке атласном красном. И они б, посланники, учинили так же». Впрочем, он советует им писать «на бумаге, на какой пристойно по своему обыкновению для того, что у всякого государства поведение и обычай особливой, а соглашаться о том непристойно»[1121].

В начале июня, как мы уже знаем, шли еще разговоры о редакционных поправках отдельных чисто формальных «речений» в статьях 2 и 5: «а земли их» или «с своими землями», «близ Днепра» или «где ныне казаки живут». Эти поправки были не таковы, чтобы остановить дело. Действительно, 8 июня Александр объявил, что последняя конференция посланников с думными людьми назначена в прежнем кубе-визирском доме на понедельник 10 июня. Там окончательно будет улажен вопрос о поправках. Однако ввиду того, что уполномоченные 10 июня должны были сопровождать великого визиря на банкет к султанскому зятю Осману-паше, конференция была отложена до среды 12 июня, когда она и состоялась[1122]. XXII конференция оказалась не последней: за ней последовала еще одна, XXIII, 16 июня. Эти последние конференции принесли посланникам неожиданные сюрпризы.

Приехав с обычным ритуалом на XXII конференцию, посланники поздравляли встретившего их и сидевшего с ними в ожидании уполномоченных сына Маврокордато Николая «с совокуплением законного брака», причем высказали ему пожелание, «чтоб ему видеть сыны сынов своих и дщерей и отца своего во всяком благополучии продолжительной век». Когда затем посланники приглашены были в ответную палату, рейз-эфенди и Маврокордато встретили их там словами: «Давно они друг друга не видали! И нынешний-де их, посланничей, приезд благ является, и все ли они, посланники, в добром здравии пребывают, и нет ли в чем им какие нужды?» Посланники ответили, что «милостию Божией, также и жалованьем салтанского величества и призрением великого везиря всем они довольны и здравы. А что они, посланники, с ними, думными людьми, не видались давно, и о том и они сетовали не помалу». Поданы были кофе и конфеты. «Думные люди посланником подносили и сами конфекты ели и кагве пили».

Затем по удалении из палаты свит обеих сторон — кроме оставленных для записи речей с турецкой стороны Николая Маврокордато, а с русской двух прежних подьячих Лаврентия Протопопова и Бориса Карцева, — турецкие уполномоченные перешли к предмету конференции, начав как бы со вступительного слова. Хотя посланники здесь, при дворе султанова величества, «позамешкались долгое время, лишась домов своих и сродников и знакомцев, однакож милостию Божию мирное дело приведено к совершению». Те мирные артикулы, которые у них договорены, постановлены и написаны, слушали султан, великий визирь и вся дума Оттоманского государства и приняли их, кроме одной азовской статьи, о которой поручили им еще раз переговорить. Хотя между государствами заключается и не вечный мир, а только перемирие, но все же на продолжительный срок и притом с обусловленной возможностью дальнейшего его продолжения. Поэтому договор надо заключить так, чтобы «впредь сумнения не было ни о чем никакого, а было бы все светло и ясно». Эту мысль подтвердили и посланники, заметив, что и у них такое же намерение, чтобы «нынешней мир сочинился и утвердился впредь безо всякого опасения и сумнения». После такого вступления турецкие уполномоченные передали те два замечания, которые были сделаны относительно статей договора в «султанской думе». Во-первых, султан пожелал, чтобы точно были обозначены рубежи между владениями обоих государств на Днепре; поэтому они внесли в статью 2, так называемую казыкерменскую, прибавку о том, что «по Днепру меж Сечью и казыкерменскими пустыми месты земли да розделятся и отделятся», т. е. будут размежеваны. Посланники предложили определить рубеж от Сечи вниз по Днепру милями или верстами. Турки, однако, этого предложения не приняли: рубежи определить им сейчас милями или верстами нельзя, потому что подлинных урочищ они как следует не знают, «а разберут то все, даст Бог, межевщики с старожилами и с ведомыми людьми. Они свидетельствуются Богом, что в этом требовании никакого коварства от них нет и впредь не будет, и много им, посланникам, размышлять о том не для чего». Посланники возразили, что на старожилов полагаться невозможно, потому что они с обеих сторон станут «замеривать» многие лишние чужие земли, на что турки ответили, что «государства российские и турские настолько велики и пространны, что хотя что небольшое из пустых земель перейдет из одной стороны в другую, за это стоять и крепиться нечего». Межевщики исправят захваты старожилов. Посланники против этого предложения более не спорили, а взяли казыкерменскую статью «себе на рассуждение» и впоследствии ее приняли[1123]. Однако в окончательный текст слова «да розделятся и отделятся» не вошли.

Но суть дела была не в этом, а в следующем предложении, с которым выступили турки относительно 4-й, азовской, статьи: «И думные люди говорили, что теперво-де они о том днепровском рубеже им, посланником, назначили. А пришло им ныне говорить против четвертой статьи о другом рубеже, что от Азова». Как бы чувствуя в этом предисловии что-то недоброе, посланники высказали общую предостерегающую сентенцию, «что надобно всякое дело толковать правдою, а не розными мысль-ми для того, чтоб такими розными мысльми не навесть на обе стороны какого большого спору или вредительства. И жаль-де им, посланником, многих своих в том деле положенных трудов!» Тогда турки стали раскрывать свое второе предложение. Вновь оговорившись, что заключаемое перемирие подобно вечному миру и в договоре все должно быть написано так, чтобы впредь не было никакого спора, они указали, что «в азовской статье написано, что Азову городу с старыми и с новыми городками быть в державе великого государя». И вот это выражение: новые городки — султану, великому визирю и всему дивану «зело показалось неугодно». Писал к султану крымский хан с