Вместе с тем в другие моменты президент относился к тому, что может произойти во время его визита в Техас, менее философски. С приближением дня отъезда он вновь и вновь повторял сенатору Джорджу Сматерсу: «Боже, как я ненавижу ездить в Техас. Я просто ненавижу. У меня ужасное предчувствие. Хотел бы я вернуться оттуда»{1964}.

В ночь на 20 ноября, накануне его отъезда, Джон и Жаклин Кеннеди провели свой ежегодный прием в Белом доме для сотрудников Министерства юстиции и судей. В начале вечера, когда более 500 сотрудников Минюста и Белого дома ждали своей очереди внизу, Кеннеди принимал судей Верховного суда и их жен наверху. Гости пришли в своих лучших фраках и вечерних платьях. Для Джона Кеннеди это был последний праздничный прием в Белом доме. По описанию Уильяма Манчестера в его книге «Смерть президента», он напоминал один из русских балов накануне войны в романе Толстого «Война и мир». Свет той ночи в Белом доме Кеннеди, как блеск вальсирующей русской аристократии, не мог сдержать тьму.

Этель Кеннеди наблюдала за своим деверем-президентом с другого конца комнаты. После того, как Джон Кеннеди сказал окружавшим все, что требовал от него протокол, Этель поняла, как позже сказала Манчестеру, «что на душе у него, похоже, было очень неспокойно. Он откинулся назад в качалке, обхватил рукой подбородок и уставился в пространство своими серыми глазами с набухшими веками»{1965}.

В этот момент председатель Верховного суда Эрл Уоррен произнес в его сторону: «В Техасе вас ждет суровый прием, господин президент!»{1966}

Кеннеди не ответил. Как заметила его невестка, он ушел в себя.

«Чем, – подумала она, – Джек так озабочен?»

Этель подошла и поздоровалась с ним. Насколько она знала Джека Кеннеди, как бы ему не было тяжело, он всегда отвечал ей.

«Но не сейчас, – сказала она. – Впервые за 13 лет он смотрел сквозь меня»{1967}.

Никто не знает, до какой степени Кеннеди тогда был озабочен своей поездкой в Техас. Известно лишь, что во время самой поездки он продолжал говорить о неизбежности своей смерти, добавляя, что ничего не поделаешь.

Утром в пятницу, 22 ноября, когда он и Жаклин еще находились в своем номере в отеле в Форт-Уорте, Кеннеди увидел в Dallas Morning News объявление на целую полосу, адресованное ему и выглядевшее достаточно угрожающе. У него был крупный заголовок «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ГОСПОДИН КЕННЕДИ», а само объявление обрамляла черная рамка, как извещение о похоронах. Оно гласило:

«Благодаря вашей политике тысячи кубинцев томятся в тюрьмах, голодают и подвергаются преследованиям. Тысячи уже убиты и еще тысячи ждут казни. А все население Кубы – почти 7 миллионов – живет в рабстве».

На него смотрела ненависть – ответная реакция на его решения в заливе Свиней и во время Карибского кризиса.

В объявлении спрашивали Кеннеди: «Почему вы одобрили продажу пшеницы и кукурузы нашим врагам, зная, что солдаты-коммунисты, как и наши, “воюют на сытый желудок”? Они каждый день увечат и/или убивают американских солдат в Южном Вьетнаме»{1968}.

И продажа пшеницы в Советский Союз аукнулась ему.

Он закончил читать объявление, размещенное группой, называющей себя «Американским комитетом по установлению фактов»{1969}, и передал его жене.

Прочитав это, Жаклин побледнела, а он сказал: «Сегодня мы отправимся в страну сумасшедших. Но, Джеки, если кто-то хочет застрелить меня из окна из винтовки, никто не сможет остановить его, так зачем беспокоиться об этом?»{1970}

«Знаешь, – сказал он, – вчера у убийцы президента была бы адская ночь». Он сделал паузу.

«Я серьезно. Был дождь, ночь и толпа народу. А если у человека пистолет был в портфеле…» Кеннеди изобразил правой рукой пистолет, направив его на стену, двигая большим пальцем как курком. «…Он мог бы бросить пистолет и портфель и затеряться в толпе»{1971}.

В двух родившихся в подсознании сценах Кеннеди набросал сценарии двух убийств глав государств – себя в тот же день на Дили-плаза и еще одного президента (возможного победителя предвыборной гонки) четыре с половиной года спустя, своего брата Бобби, в ночь, когда он будет проталкиваться сквозь толпу в кухне отеля Ambassador в Лос-Анджелесе.

Для нас остается непостижимым, до какой степени система нашего полицейского государства была нацелена на убийство президента Джона Кеннеди. Когда мы живем в системе, мы включаемся в нее и мыслим ее категориями. Нам не хватает независимости, необходимой для составления собственного мнения о системе, которая нас окружает. Доказательства, которые мы уже рассматривали, указывают на то, что наше полицейское государство – системный пузырь, в котором все мы живем, – организатор убийства Кеннеди и немедленного его сокрытия.

У спецслужб в этом государстве есть преимущества перед нами, обычными гражданами, в контроле над правительством. ЦРУ, ФБР и их филиалы в вооруженных силах обладают ресурсами и соответствующими амбициями, о чем свидетельствует убийство президента, которое выходит далеко за рамки нашего представления о морали. В условиях растущей изоляции власть Джона Кеннеди над ними уменьшалась. Отчасти из-за нашей наивности как граждан, он был убит агентами диверсионных подразделений спецслужб, и этот заговор был сокрыт достаточно легко и без каких-либо серьезных судебных последствий. Это было начало смертоносного процесса. Еще до того, как произошло убийство, появились свидетельства того, что отдававшие приказы нашим спецслужбам, похоже, уже думали о том, кого придется убивать дальше ради соблюдения национальных интересов.