ловкач пробрался в закрома, и унес большую часть золота. Подозрение падало на нескольких слуг, которых недосчитались после вторжения сумасшедшего чужеземца. Наследник семьи Мужун поручил смотрителю написать письмо с жалобой сучжоускому сяньвэю, но большой надежды на то, что судейские отыщут деньги, как и на то, что отыскав, вернут их, не было.

Вдобавок, обрушился один из амбаров. Во время все того же злополучного пожара, одна из опор здания загорелась, и пусть толстая сосновая балка погасла во время водно-грязевого тушения, что устроил Инь Шэчи, подгоревшая часть заставила ее сдаться под гнетом времени раньше срока. Сейчас, слуги разбирали обломки рухнувшего строения, пытаясь спасти все, что только можно.

Поэтому, когда дверь гостиной, где Мужун Фу отдыхал с ближайшими соратниками, развалилась на доски, выбитая могучим ударом, наследник семьи Мужун не удивился, ощутив лишь усталое раздражение: еще одна неприятность, принесенная этим скверным днем, добавилась к списку прочих.

Безропотно принимать новый удар судьбы Мужун Фу не собирался: поднявшись из-за стола, он извлек из-за пояса веер, готовый встретить незваных гостей. Почти сразу же, ему пришлось отражать бумажным экраном верной принадлежности целый сноп вражеских техник ци, брошенных с немалыми силой и умением — кто бы ни напал на Ласточкино Гнездо, он ненамного уступал хозяину поместья, если уступал вообще.

Боевые товарищи попытались поддержать своего старшего, но без большого успеха. Гунъе Гань метнулся навстречу одной из ворвавшихся внутрь фигур, стремясь срубить врага первым же ударом, но выбранная им противница с неожиданной ловкостью сбила в сторону направленный на нее меч шлепком ладони, а ее ответный удар впечатал Второго в Цзяннани в ближайшую стену. Опытный воин не смутился, вновь насев на оказавшуюся неожиданно стойкой противницу, и его оружие засвистело, разрезая воздух в частых атаках.

Прочих воинов семьи Мужун, что бесстрашно бросились навстречу врагам, и вовсе едва не постигла бесславная и преждевременная кончина. Бао Бутун даже не успел вынуть саблю из ножен, как рукопашная техника ударила его в живот, бросив на землю. Вскрикнув от боли, грузный воин неуклюже заворочался, безуспешно пытаясь встать: уровень внутренней силы неведомого вторженца намного превосходил развитие пожилого насмешника, и сейчас, меридианы Бао Бутуна, перегруженные чужой ци, отказывались повиноваться владельцу.

Ринувшийся в бой Фэн Бо-Э поймал сходную технику грудью, и без чувств рухнул на пол — легковесный воин всегда больше полагался на скорость, чем на телесную крепость, но сейчас, он оказался не только хрупче противника, но и медленнее.

Дэн Байчуань сумел отбить встречный удар врага плоскостью меча, но сияющая мощью стрела ци, брошенная согбенным старцем в медной маске, ударила с такой силой, что воин семьи Мужун пошатнулся, едва не упав. Он попытался добраться до врага быстрым рывком, применяя технику шагов, чтобы сразить не кажущегося крепким противника в ближнем бою, но метко пущенная пальцевая техника поразила Дэн Байчуаня в правую руку, заставив его выронить меч. Безоружный и беззащитный, вернейший из людей семьи Мужун попытался отступить, но и на сей раз ему не хватило резвости.

Ее хватило кое-кому другому — Мужун Фу защитил преданного соратника. Одним быстрым броском, заставившим его фигуру размыться от скорости, он преодолел половину комнаты, и встал на пути вражеских техник, без видимых усилий отмахиваясь от них веером. Его враг неожиданно прекратил атаку, опустив железный костыль, с которого он и метал смертоносные техники; отступился и второй вторженец, быстрый настолько, что пропадал из виду. Лишь когда этот ловкий воин прекратил выполнение техники шагов, легко оттолкнувшись от стены, и приземлившись рядом со своим соратником, стало возможным разглядеть его облик — белый халат с воротником из перьев, длинные седые кудри, и ехидная улыбочка на морщинистом лице.

Гунъе Гань и неизвестная женщина, видя бездействие своих старших, также прекратили бой, и отступили назад.

— Вижу, мы немного не вовремя, господин Дуань, — обратился к своему спутнику старец в перьях. — Хозяин успел вернуться домой. Но, надо сказать, вместо отряда сильных воинов, что могли бы дать нам бой, я вижу кучку бесполезных неумех, которых даже трехногая кошка одолеет, и одного юнца совершенно заурядных умений. Так ли нам нужны стили и техники, что изучали эти бездари?

«Разделаемся с ними, и посмотрим сами,» жутким, потусторонним ревом зазвучал ответ старца на костылях.

— Из уважения к вашей старости, я позволю вам уйти с миром, — сдавленно промолвил Мужун Фу. — Немедленно покиньте мое поместье, иначе, не вините меня за невежливость, — старец в перьях тоненько рассмеялся на это заявление, а его спутник криво ухмыльнулся синюшными губами.

— Хорошо, — неожиданно согласился глумливо скалящийся старец. — Мы сей же час покинем эту хибару, если ты отдашь нам Хранилище Хуаньши. Точнее, то из его содержимого, что мы сочтем достойным.

— Скорее, у змеи вырастут волосы, а у лошади — рога[1], — зло бросил наследник Мужунов, и, щелчком пальцев разложив веер, ринулся вперед.

Его безупречно-быстрый бросок прервался сразу же — перьеносный старик ударил широкой волной ци, нахлынувшей на Мужун Фу, и затормозившей его поступь, а увечный старец просто-таки засыпал молодого воина пальцевыми техниками. Прикрываясь веером, и напрягая меридианы в исполнении защитной техники, наследник Мужунов сумел отбиться от одновременной атаки обоих престарелых злодеев, но те лишь усилили напор. Мужун Фу немедленно попятился, вынужденный отступать — к его великому удивлению и искренней злости, каждый из врагов по отдельности был сильнее него, а уж вместе они и вовсе превосходили молодого воина на голову. Наследника Мужунов спасала лишь разобщенность их атак.

Пятясь под безжалостным напором врага, Мужун Фу на мгновение потерял надежду — некому было придти ему на помощь, и неоткуда было ждать спасения. Сильный и умелый, наследник семьи Мужун быстро привык к своему превосходству над большинством противников, и уверился в собственной если не непобедимости, то способности справиться с любым врагом.

Цяо Фэна он считал досадным исключением, а об Инь Шэчи и вовсе предпочел забыть.

Сейчас, после встречи с двумя мастерами, каждый из которых был способен потягаться с ним, Мужун Фу уже не ощущал былой уверенности в своих силах. Тягостное, липкое, и холодное чувство страха зародилось в его груди, и вместе с ним, в сердце молодого мужчины пробудились воспоминания о времени, когда страх был его частым спутником — о детстве.

Маленький Фу боялся самых разных вещей — не оправдать надежд отца, который даже имя его сделал напоминанием о той великой цели, что ждала сына в будущем[2]; не суметь освоить тот или иной стиль, и этим прогневить мать;