Ночью, в черных пастях гор,

Озаренная лампадой,

Ты, как лилия, белеешь,

Благодатно и смиренно

Преклонив на четки взор.

И к стопам твоим пречистым,

На алтарь твой в бедной нише

При дорогах меж садами,

Всяк свой дар приносим мы:

Сирота-служанка – ленту,

Обрученная – свой перстень,

Мать – свои святые слезы,

Запоньяр – свои псалмы.

Человечество, венчая

Властью божеской тиранов,

Обагряя руки кровью

В жажде злата и раба,

И само еще не знает,

Что оно иного жаждет,

Что еще раз к Назарету

Приведет его судьба!

31. VII.12

В Сицилии

Монастыри в предгориях глухих,

Наследие разбойников морских,

Обители забытые, пустые —

Моя душа жила когда-то в них:

Люблю, люблю вас, келии простые,

Дворы в стенах тяжелых и нагих.

Валы и рвы, от плесени седые,

Под башнями кустарники густые

И глыбы скользких пепельных камней,

Загромоздивших скаты побережий,

Где сквозь маслины кажется синей

Вода у скал, где крепко треплет свежий,

Соленый ветер листьями маслин

И на ветру благоухает тмин!

1. VIII.12

Летняя ночь

«Дай мне звезду, – твердит ребенок сонный, —

Дай, мамочка…» Она, обняв его,

Сидит с ним на балконе, на ступеньках,

Ведущих в сад. А сад, степной, глухой,

Идет, темнея, в сумрак летней ночи,

По скату к балке. В небе, на востоке,

Краснеет одинокая звезда.

«Дай, мамочка…» Она с улыбкой нежной

Глядит в худое личико: «Что, милый?»

«Вон ту звезду…» – «А для чего?» – «Играть…»

Лепечут листья сада. Тонким свистом

Сурки в степи скликаются. Ребенок

Спит на колене матери. И мать,

Обняв его, вздохнув счастливым вздохом,

Глядит большими грустными глазами

На тихую далекую звезду.

Прекрасна ты, душа людская! Небу,

Бездонному, спокойному, ночному,

Мерцанью звезд подобна ты порой!

1. VIII.12

«Шипит и не встает верблюд…»

Шипит и не встает верблюд,

Ревут, урчат бока скотины.

– Ударь ногой. Уже поют

В рассвете алом муэззины.

Стамбул жемчужно-сер вдали,

От дыма сизо на Босфоре,

В дыму выходят корабли

В седое Мраморное море.

Дым смешан с холодом воды,

Он пахнет медом и ванилью,

И вами, белые сады,

И кизяком, и росной пылью.

Выносит красный самовар

Грек из кофейни под каштаном,

Баранов гонят на базар,

Проснулись нищие за ханом:

Пора идти, глядеть весь день

На зной и блеск, и всё к востоку,

Где только птиц косая тень

Бежит по выжженному дроку.

VIII.12

Ритм

Часы, шипя, двенадцать раз пробили

В соседней зале, темной и пустой,

Мгновения, бегущие чредой

К безвестности, к забвению, к могиле,

На краткий срок свой бег остановили

И вновь узор чеканят золотой:

Заворожен ритмической мечтой,

Вновь отдаюсь меня стремящей силе.

Раскрыв глаза, гляжу на яркий свет

И слышу сердца ровное биенье,

И этих строк размеренное пенье,

И мыслимую музыку планет.

Всё ритм и бег. Бесцельное стремленье!

Но страшен миг, когда стремленья нет.

9. VIII.12

«Как дым пожара, туча шла…»

Как дым пожара, туча шла.

Молчала старая дорога.

Такая тишина была,

Что в ней был слышен голос Бога,

Великий, жуткий для земли

И внятный не земному слуху,

А только внемлющему духу.

Жгло солнце. Блеклые, в пыли,

Серели травы. Степь роняла

Беззвучно зерна – рожь текла

Как бы крупинками стекла

В суглинок жаркий. Тонко, вяло,

Седые крылья распустив,

Птенцы грачей во ржи кричали.

Но в духоте песчаных нив

Терялся крик. И вырастали

На юге тучи. И листва

Ветлы, склоненной к их подножью,

Вся серебристой млела дрожью —

В грядущем страхе божества.

10. VIII.12

Гробница

Глубокая гробница из порфира,

Клоки парчи и два крутых ребра.

В костях руки – железная секира,

На черепе – венец из серебра.

Надвинут он на черные глазницы,

Сквозит на лбу, блестящем и пустом.

И тонко, сладко пахнет из гробницы

Истлевшим кипарисовым крестом.

10. VIII.12

Светляк

Леса, пески, сухой и теплый воздух,

Напев сверчков, таинственно простой.

Над головою – небо в бледных звездах,

Под хвоей – сумрак, мягкий и густой.

Вот и она, забытая, глухая,

Часовенка в бору: издалека

Мерцает в ней, всю ночь не потухая,

Зеленая лампадка светляка.

Когда-то озаряла нам дорогу

Другая в этой сумрачной глуши…

Но чья святей? Равно угоден Богу

Свет и во тьме не меркнущей души.

Под Себежем, 24.VIII.12

Степь

Синий ворон от падали

Алый клюв поднимал и глядел.

А другие косились и прядали,

А кустарник шумел, шелестел.

Синий ворон пьет глазки до донушка,

Собирает по косточкам дань.

Сторона ли моя ты, сторонушка,

Вековая моя глухомань!

21. IX.12

Холодная весна

Среди кривых стволов, среди ветвей корявых

Ползет молочный дым: окуривают сад.

Все яблони в цвету – и вот, в зеленых травах,

Огни, как языки, краснеют и дрожат.

Бесцветный запад чист – жди к полночи мороза.

И соловьи всю ночь поют из теплых гнезд