Две седых медведицы в лугу

На дыбах боролись в ярой злобе,

Грызлись, бились и мотались обе,

Тяжело топтались на снегу.

А в дремучих зарослях, впотьмах,

Жались, табунились и дрожали,

Белым паром из ветвей дышали

Звери с бородами и в рогах.

И огнем вставал за лесом меч

Ангела, летевшего к Сиону,

К золотому Иродову трону,

Чтоб главу на Ироде отсечь.

21. Х.15

Сказка о козе

Это волчьи глаза или звезды – в стволах на краю перелеска?

    Полночь, поздняя осень, мороз.

Голый дуб надо мной весь трепещет от звездного блеска,

    Под ногою сухое хрустит серебро.

Затвердели, как камень, тропинки, за лето набитые.

    Ты одна, ты одна, страшной сказки осенней Коза!

Расцветают, горят на железном морозе несытые

    Волчьи, божьи глаза.

29. Х.15

Васильевское

Святитель

Твой гроб, дубовая колода,

Стоял открытый, и к нему

Всё шли и шли толпы народа

В душистом голубом дыму.

А на доске, тяжелой, черной,

Был смуглый золотой оклад,

Блистал твой образ чудотворный

В огнях малиновых лампад.

И, осеняя мир десницей

И в шуйцу взяв завет Христа,

Как горько ты, о темнолицый,

Иссохшие смыкал уста!

29. Х.15

Зазимок

Сивером на холоде

Обжигает желуди,

Листья и кору.

Свищет роща ржавая,

Жесткая, корявая

В поле на юру.

Ходят тучи с ношею,

Мерзлою порошею

Стало чаще дуть,

Серебрятся озими —

Скоро под полозьями

Задымится путь,

Заиграет вьюгою,

И листву муругую

Понесет смелей

По простору вольному,

Гулу колокольному

Стонущих полей!

29. Х.15

«Пустыня в тусклом, жарком свете…»

Пустыня в тусклом, жарком свете.

За нею – розовая мгла.

Там минареты и мечети,

Их росписные купола.

Там шум реки, базар под сводом,

Сон переулков, тень садов —

И, засыхая, пахнут медом

На кровлях лепестки цветов.

30. Х.15

Аленушка

Аленушка в лесу жила,

Аленушка смугла была,

Глаза у ней горячие,

Блескучие, стоячие,

Мала, мала Аленушка,

А пьет с отцом – до донушка.

Пошла она в леса гулять,

Дружка искать, в кустах вилять,

Да кто ж в лесу встречается?

Одна сосна качается!

Аленушка соскучилась,

Безделием измучилась.

Зажгла она большой костер,

А в сушь огонь куда востер!

Сожгла леса Аленушка

На тыщу верст, до пенушка,

И где сама девалася —

Доныне не узналося!

〈30.Х.15〉

Ириса

Светло в светлице от окна,

    Красавице не спится.

За черным деревом луна,

    Как зеркальце, дробится.

Комар тоскует в полутьме,

    В пуху лебяжьем знойно,

А что порою на уме —

    И молвить непристойно.

Ириса дышит горячо,

    Встает… А ножки босы,

Открыто белое плечо,

    Смолой чернеют косы.

Ступает на ковер она

    И на софу садится…

За черным деревом луна,

    Склоняясь, золотится.

〈30.Х.15〉

Малайская песня

L’éclair vibre sa flèche…

L. de Lisle[92]

Чернеет зыбкий горизонт,

Над белым блеском острых волн

Змеится молний быстрый блеск

И бьет прибой мой узкий челн.

Сырой и теплый ураган

Проносится в сыром лесу,

И сыплет изумрудный лес

Свою жемчужную красу.

Стою у хижины твоей:

Ты на циновке голубой,

На скользких лыках сладко спишь,

И ветер веет над тобой.

Ты спишь с улыбкой, мой цветок.

Пустая хижина твоя,

В ненастный вечер, на ветру,

Благоухает от тебя.

Ресницы смольные смежив,

Закрывши длинные глаза,

Окутав бедра кисеей,

Ты изогнулась, как лоза.

Мала твоя тугая грудь,

И кожа смуглая гладка,

И влажная нежна ладонь,

И крепкая кругла рука.

И золотые позвонки

Висят на щиколках твоих,

Янтарных, твердых, как кокос,

И сон твой беззаботный тих.

Но черен, черен горизонт!

Зловеще грому вторит гром,

Темнеет лес, и океан

Сверкает острым серебром.

Твои уста – пчелиный мед,

Твой смех счастливый – щебет птиц,

Но, женщина, люби лишь раз,

Не поднимай для всех ресниц!

Ты легче лани на бегу,

Но вот на лань, из тростников,

Метнулся розовый огонь

Двух желтых суженных зрачков:

О женщина! Люби лишь раз!

Твой смех лукав и лгал твой рот —

Клинок мой медный раскален

В моей руке – и метко бьет.

Вот пьяные твои глаза,

Вот побелевшие уста.

Вздувает буря парус мой,

Во мраке вьется блеск холста.

Клинком я голову отсек

В единый взмах от шеи прочь,

Косою к мачте привязал —

И снова в путь, во мрак и ночь.

Раскалывает небо гром —

И озаряет надо мной

По мачте льющуюся кровь

И лик, качаемый волной.

23. I.16

«В столетнем мраке черной ели…»

В столетнем мраке черной ели

Истлела темная заря,

И светляки в кустах горели

Зеленым дымом янтаря.

И на скамье сидел я старой,

И парка сумеречный сон

Меня баюкал смутной чарой

Далеких дедовских времен.