– Мест нет, приятель, – с ухмылкой произнес он.

– Мне не нужна комната. Мне нужен Эйхельбергер, который, по моим сведениям, живет здесь, но который, как я убедился, не внесен в книгу регистрации. Что является нарушением закона, и вы это прекрасно знаете.

– Умник. – Мужчина снова ухмыльнулся. – Прямо по коридору, приятель. Двести восемнадцатый. – Он ткнул себе за спину большим пальцем, размером и цветом напоминавшим печеный картофель.

– Будьте любезны, проводите меня, – попросил я.

– Тоже мне лейтенант-губернатор! – Он засмеялся, тряся огромным животом. – Ладно, приятель. Топай за мной.

Полутемный коридор привел нас к деревянной двери с закрытой фрамугой над ней. Толстяк шлепнул по двери жирной ладонью. Никто не отозвался.

– Нет дома.

– Будьте так добры, откройте дверь, – сказал я. – Мне бы хотелось войти и подождать Эйхельбергера.

– Размечтался, – огрызнулся толстяк. – Кого, черт побери, ты из себя строишь, бездельник?

Это меня рассердило. Он был довольно крупным мужчиной, футов шести ростом, но за свою жизнь он выпил слишком много пива. Я огляделся. Коридор был безлюден.

Я ударил толстяка в живот.

Он сел на пол и рыгнул; подбородок с лязгом ударился о правую коленку. Толстяк закашлялся, в его глазах стояли слезы.

– Полегче, приятель, – захныкал он. – Ты на двадцать лет моложе меня. Это нечестно.

– Открывай дверь. У меня нет времени с тобой спорить.

– Доллар. – Он вытирал глаза подолом рубашки. – Два доллара – и я буду нем как рыба.

Я извлек из кармана два доллара и помог толстяку подняться. Он сложил купюры и достал универсальный ключ, который можно купить за пять центов.

– Ну и удар у тебя, приятель. – Толстяк отпер дверь. – Где ты ему научился? Большие парни обычно медленные.

– Если попозже услышишь шум, – предупредил я, – не обращай внимания. Ущерб будет возмещен сполна.

Он кивнул, и я вошел в комнату. Щелкнул замок, и из коридора послышались удаляющиеся шаги. Потом все смолкло.

Номер был маленький, убогий и безвкусно обставленный. Коричневый шкафчик с выдвижными ящиками, над которым висело маленькое зеркало, деревянный стул с прямой спинкой, деревянное кресло-качалка и металлическая односпальная кровать с облупившейся эмалью и стеганым покрывалом, заштопанным во многих местах. Занавески на единственном окне были засижены мухами, а у зеленых жалюзи не хватало нижней перекладины. В углу стоял умывальник, а рядом с ним висели два бумажных полотенца. Разумеется, ни ванной, ни платяного шкафа в номере не было. Роль шкафа играла занавеска из темной узорчатой ткани, подвешенная к полке. За ней я обнаружил серый деловой костюм самого большого из существующих размеров. Если бы я носил готовое платье, то покупал бы именно такой. На полу стояла пара черных башмаков как минимум двенадцатого размера и дешевый фибровый чемодан, который я, разумеется, обыскал, поскольку он оказался не заперт.

Кроме того, я проверил содержимое шкафчика, с удивлением обнаружив там чистоту и порядок. Вот только вещей там было немного. И естественно, никакого жемчуга. Я проверил все мыслимые и немыслимые места в комнате, но не нашел ничего интересного.

Присев на край кровати, я закурил и стал ждать. Сомнений не оставалось – Генри Эйхельбергер либо круглый дурак, либо абсолютно невиновен. Судя по комнате и отсутствию попыток замести следы, он не похож на человека, который занимается такими делами, как кража жемчужных ожерелий.

Я успел выкурить четыре сигареты – больше, чем обычно выкуриваю за весь день, – прежде чем из коридора послышались шаги. Человек шел быстро, но не крался. Он вставил ключ в замочную скважину, повернул, и дверь распахнулась. В комнату вошел мужчина и посмотрел на меня.

Во мне шесть футов и три дюйма роста, а вешу я больше двухсот фунтов. Мужчина был таким же высоким, но, пожалуй, чуть легче. Его синий саржевый костюм заслуживал определения «аккуратный» – за неимением других достоинств. У мужчины были густые и жесткие белокурые волосы, бычья шея, как у прусского капрала из комиксов, очень широкие плечи и большие грубые ладони, а лицо носило следы многочисленных ударов. Маленькие зеленые глаза смотрели на меня с выражением, которое я принял за мрачный юмор. Мне сразу стало ясно, что с этим человеком шутки плохи, но я его не боялся. Силы у нас примерно равны, а в своем интеллектуальном превосходстве я не сомневался.

– Я ищу некоего Генри Эйхельбергера, – спокойно сказал я, вставая с кровати.

– Как ты сюда попал, приятель? – Голос мужчины был бодрым, чуть хрипловатым, но довольно приятным.

– Потом объясню, – сухо ответил я. – Я ищу некоего Генри Эйхельбергера. Это вы?

– Ага, – пробормотал мужчина. – Явился. Шут гороховый. Придется тебя проучить. – Он сделал два шага вперед, и я двинулся ему навстречу.

– Меня зовут Уолтер Гейдж. Вы Генри Эйхельбергер?

– Позолотишь ручку – скажу.

– Я жених мисс Макинтош, – холодно сказал я, решив не обращать внимания на грубость. – И до меня дошли сведения, что вы пытались поцеловать ее.

Он сделал еще один шаг мне навстречу. Я последовал его примеру.

– Что значит – пытался? – ухмыльнулся он.

Я резко выбросил вперед правую руку, и мой кулак врезался ему в подбородок. На мой взгляд, это был хороший удар, но на мужчину он не произвел почти никакого впечатления. Тогда я прибавил два левых прямых в шею и еще один боковой правый по его довольно широкому носу. Он фыркнул и ударил меня в солнечное сплетение.

Я сложился пополам, обнял руками комнату и закружил ее. Когда вращение ускорилось, я отпустил комнату в свободный полет и заехал себе полом по затылку. Из-за этого я временно потерял равновесие, и пока размышлял, как его восстановить, кто-то стал хлестать меня по лицу мокрым полотенцем. Я открыл глаза и прямо перед собой увидел озабоченное лицо Генри Эйхельбергера.

– Приятель, – послышался его голос. – Пресс у тебя жидкий, как китайский чай.

– Бренди! – простонал я. – Что случилось?

– Зацепился ногой за дырочку в ковре, приятель. Ты и вправду хочешь выпить?

– Бренди, – снова простонал я и закрыл глаза.

– Надеюсь, – произнес его голос, – это не начало запоя.

Дверь открылась и снова закрылась. Я лежал неподвижно и пытался бороться с тошнотой. Время тянулось медленно, похожее на длинный серый занавес. Дверь в комнату опять открылась и закрылась, и через секунду к моим губам прижалось что-то твердое. Я открыл рот, и в горло мне полилось спиртное. Я закашлялся, но крепкий напиток мгновенно разлился по жилам и придал мне сил. Я сел.

– Спасибо, Генри. Можно я буду звать тебя «Генри»?

– Валяй, приятель.

Я поднялся на ноги и стал перед ним.