К слову, к тем городам, что открывали перед ним ворота, он действительно был милостив. Конечно, их сокровищницы и купеческие сундуки обирались дочиста, угонялся скот, да и провизия тоже выгребалась, но конные варвары ничего не жгли и не убивали обывателей. Даже, что было редкостью, почти не посягали на женщин. Правда, всех невольниц сдавшихся городов было велено сгонять в лагерь победителей, но потом их возвращали господам…

— А что же империя? — подал голос Серхо, первый раз за весь разговор. — Неужели Эллиантас не прислал подкрепления?

— Столице Эуденоскаррианда не до того, — усмехнулся Куййу.

На дорогах полно разбойников, жители Фраччи свирепствуют в северных землях, и с ними их колдуны, молниями и огнем уничтожающие целые отряды. В Большом Зеленом море расплодилось великое множество пиратов, которые атакуют побережье и мешают торговле и подвозу войск. А военного флота у империи в тех водах почти нет, ведь, кроме нее, на его берегах нет ни одной сильной страны. Неурожай, выдавшийся во многих землях, привел к тому, что бедняки начали кое-где уже голодать.

Как доносят соглядатаи, многие приграничные земли не прочь признать Ундораргира и платить ему дань, лишь бы избежать ужасов войны.

На лице пленника проступало невольное торжество. И от Камр Адая это не укрылось. Самое время напомнить осмелевшему хану, кто тут хозяин.

— Это все, что ты можешь нам сказать? — сухо процедил он. — Не кажется ли тебе, что это слишком малая цена за твою голову?

— Слушайте, я еще не сказал самого главного, того, что сообщил мне гонец на словах. Мой тумен тут не просто так, мне приказали пополниться местным сбродом и идти к озерам Тафгай-Оол.

— На Тафгай-Оол? — переспросил удивленный Такир. — Но там же и воевать не с кем — луга приозерные да камыш, туда чореи свои стада гоняют…

— Там я должен буду… должен был ждать подхода пяти туменов под началом Астиага, которые Ундораргир направил против Южного предела…

Вот тут Камр Адай первый раз растерялся. Потому что сказанное было не просто плохой новостью. Оно меняло буквально все.

Значило сообщенное Куййу не то, конечно, что война с ними уже началась, это было ясно давно. Но из этого следовала та простая и печальная истина, что враг уже у ворот, и времени у них нет. А он-то, предлагая Макхею свой план, исходил из того, что оно есть, пусть и немного.

Взгляд его упал на не скрывающего довольной ухмылки Куййу. Чему он радуется? Ведь не похож на фанатичного сторонника Ундораргира. А вот радуется и не понимает, что в свете новых обстоятельств его запросто могут прирезать? Или же просто потешается над растерянностью и замешательством тех, кто победил его?

Тут тысячник заблуждался.

Куййу прикидывал, нельзя ли из испуга и недоумения противников извлечь выгоду. Известное дело, когда война шла неудачно, в стане побежденных частенько наступал раскол и многие начинали искать пути примириться с торжествующим врагом.

Он вспоминал строжайший и тайный приказ Владыки Окоема, переданный всем темникам лично Рамгой на последнем военном совете.

Сказано же было следующее. Если к ним придут тайные или явные послы от народов и властителей Южного предела, ни в коем случае не чинить им вреда и не угрожать, а со всей почтительностью препроводить в ставку вождя. Особо же надо было быть внимательными к друзьям, союзникам и подданным чужинцев. Ну а если на связь попытается выйти кто-то из самих пришельцев из-за Грани Мира, то надлежало бросить все дела и, загоняя коней, везти такого человека под пресветлые очи Владыки Окоема, соблюдая тайну насколько возможно. И за такого посла счастливцу отвесят столько серебра, сколько весит сам зиелмянин…

Так что сейчас Куййу, глядя на помрачневшего, не знающего, куда девать себя воина, которого проклятый тысячник именовал Серхо, подумывал, что если тот перейдет на их сторону, то по дороге в ставку надо будет постараться его откормить, а то больно тощ да жилист, а серебро, оно и есть серебро…

— Ты все сказал? — холодно осведомился Камр Адай, возвращая хана-неудачника на грешную землю.

— Нет, воин, он сказал не все! — послышался ясный и звонкий голос у входа в юрту.

Обернувшись, тысячник увидел стоявшую на пороге юрты девушку в дорогом и добротном чапане, под которым алели шелковые шаровары. За ее спиной маячили двое воинов из сотни Серхо.

Старший из них, козырнув командиру, начал что-то говорить на языке чужинцев, который Камру особо не дался.

Он лишь понял, что девушка хочет что-то сказать, но не Серхо, а именно тысячнику.

— Это Лафтари, моя младшая жена, — не преминул известить Куййу. — Я хотел бы получить ее назад нетронутой, по обычаям Степи, как почетный пленник…

— Он лжет, господин, — поклонилась красотка Камру. — Я была его рабыней, а младшей женой я была в гареме самого Ундораргира, пока он не выкинул меня вон без вины… Меня должны были отдать в обоз, чтобы мной пользовались погонщики, но, на счастье, я приглянулась этому жирному животному…

— Неблагодарная сука! — возопил Куййу и дернулся так, что чуть не опрокинул ярмо, к которому был привязан. — Да если б не я…

— Тебе не давали слова! — рявкнул на него тысячник. — И ты пока что не почетный пленник. Что с тобой делать, я еще не решил.

— Говори, бике, — мягко продолжил он. — Говори и ничего не бойся, против воли тебя не отдадут ни этому… — он пропустил нелестный эпитет, — ни вообще кому-либо.

А про себя подумал, что наложница самого Владыки Окоема добыча, которая сама по себе окупила этот рейд наполовину. Потому как в гаремах и альковах знают часто больше, чем в тайных канцеляриях, а облеченные властью выбалтывают своим девкам, размякнув после ночи любви, такое, что не доверяют бумаге и пергаменту.

— Я… я расскажу все, но сперва самое главное, — торопливо затараторила девушка. — Он, — пальчик ее ткнулся в бледнеющего Куййу, — не сказал про колдунов. Про слуг Подземного Хана… А они последние шесть дней пути сюда шли вместе с нами. И с ними обоз и много воинов, но еще больше рабов, может быть, три сотни или даже больше, ехали в телегах. И я слы…

— Ты, кажется, обещал говорить правду? — обернулся к Куййу Камр, жестом приказав Лафтари умолкнуть.

— Тысячник, а при чем тут слуги Серого Хозяина? — набычился Куййу, назвав темного бога редким и почти не употреблявшимся в Степи именем. — Я стараюсь держаться от них подальше, чего и тебе советую. Их, поговаривают, опасается даже Владыка Окоема, иначе с чего ему им так благоволить? Они вроде собрались тут строить свой храм. Как раз самое подходящее место…

— Ладно… я тебе поверю… пока! Продолжай, — обратился он к девушке.

Лафтари некоторое время стояла, судорожно сглатывая слюну.

— Он, может, и не знает, — фыркнула она в сторону своего бывшего господина. — Но я слышала их разговор — двух старших. Они говорили между собой по-тханидски, а это язык моей матери… Тысячник, они везут людей, чтобы неподалеку отсюда в каком-то древнем капище принести их в жертву и напитать своего бога их кровью!