Шпионско-разведывательная команда повиновалась беспрекословно — смочили клочки ткани остатками воды из чайника, закрыли рты и носы. Катя подожгла носовой платок, энергично помахала. Под вновь начавшийся истеричный захлеб пулеметов карцер наполнился клубами едкого дыма. Катерина дала сгуститься сизой мгле и, кашляя, задолбила каблуком в дверь.

— Борисыч, чтоб ты сдох, горим же! Тушить нужно!

Чекист не отвечал. Пашка уже было подумал, что друзья рискуют действительно задохнуться — дым от проклятого клочка ткани так и драл легкие, но тут скрежетнул ключ, дверь распахнулась.

— Вашу мать! — чекист, державший «наган» на изготовку, невольно отшатнулся от ударивших в лицо клубов сизого дыма. Окруженная густой пеленой Катерина мягко шагнула вперед, послышался короткий удар. Пашка разглядел, как подгибаются ноги чекиста, — с опозданием догадался — командирша его лбом в лицо приложила. В следующую секунду Катя уже втаскивала тяжелое тело в дым.

— Что тут у вас? — у распахнутой двери возник командир бронеплощадки. В колени ему ткнулись кашляющие, выбравшиеся на четвереньках из сизых клубов Прот и Витка.

— Херня, — захрипела из дыма Катя, — сейчас затушим.

Командир в замешательстве вглядывался в дым, но тут двое пулеметчиков одновременно заорали «Прет!», оглушительно заработали пулеметы, и командир бросился к смотровой щели.

«Товарищ Троцкий» вздрогнул от нового попадания.

— По головному бьет, сука! — заорал кто-то из пулеметчиков.

За спиной Пашка услышал, как командирша зашипела:

— «Наган» не трожь!

— Он нас в спину шлепнет, — злобно ответил прапорщик.

— А ты шевелись быстрее, тогда не шлепнет.

Дверь оружейки была распахнута, каптенармус поспешно вскрывал ящик с патронами.

— Выпустили?

— Да щас не до взысканий. Потом досидим. Диски нам припас?

— Да берите. Один хрен, зажали нас…

Пашка в некотором остолбенении смотрел, как командирша, бурча насчет отсутствия какой-то «разгрузки», торопливо разбирает свое оружие и рассовывает по карманам обоймы. Права Катерина: наглость — второе счастье. Зазевавшись, Пашка чуть не получил в морду прикладом собственного карабина — командирша к снисхождению ныне расположена не была.

— Что остолбенели, маму вашу?!

Пашка, придерживая между колен тяжесть «льюиса», поспешно застегнул пояс с подсумками. Рядом Герман пытался поудобнее ухватить пару дисков. Командирши уже рядом не было — метнулась по задымленному проходу:

— Степан!

Голоса заглушил треск пулеметов. Борт бронеплощадки исходил пулеметным огнем, звенели гильзы, пулеметчики слились воедино с сотрясающимися смертоносными механизмами. В дыму Пашка разглядел пробоину от тяжелого осколка, лежащие тела, темные потеки, сквозь пороховой дым уже чудился знакомый запах крови. Прот и Витка скорчились на корточках, изо всех сил зажимая уши, — многоствольная дробь разрывала голову.

Как черт из преисподней вынырнула Катя — волосы растрепаны, белозубый оскал.

— К нижнему люку, живо! — орала в голос, но понятны были только знаки.

Пулеметы умолкали один за другим, Катерина дернула за плечо оглохшую Витку:

— Не уши береги — башку. Пошли на выход.

Пашка протиснулся в люк вслед за командиршей, крепко получил по плечу прикладом спущенного прапорщиком «льюиса». Переползли через рельсы. Недалеко залегли с винтовками несколько бойцов из десантного взвода.

— Комиссар где? — заорала Катя.

Один из красноармейцев махнул в голову бронепоезда. Сверху снова стукнула башенная трехдюймовка. Пашка, мучительно ничего не понимая, вертел головой. За спиной вздымался широкий склон холма. Где-то на вершине постукивали винтовочные выстрелы, но снизу, кроме рыжей травы, ничего видно не было. Судя по всему, бронепоезд обстреливал из пулеметов противника, находящегося в противоположной от холма стороне. Снова ужасно засвистело — Пашка уткнулся носом в насыпь, стараясь скорчиться как можно плотнее, спрятаться от несущейся с солнечного неба смерти. Земля содрогнулась — гаубичные снаряды разорвались где-то за хвостом бронепоезда.

— Так, слушайте сюда, — Катя стряхнула со светлых прядей комки сухой земли. — «Троцкий» крепко встал. Пути подорвали, ремонтников не подпускают. На холме «не наши», по правому борту из балки какая-то бронированная херня лезет, лупит по поезду. Круто обложили. Так что будьте готовы прорываться собственными силами. Мы с Пашкой — к комиссару.

— Зачем? — заорал Герман, пытаясь перекрыть снова начавшийся пулеметный треск. — Уходим так уходим. Вам санкция товарища Хвана нужна?

— Не глупите, Герман Олегович. У нас проскочить самостоятельно шансы мизерные. Все высоты заняты. Мы как на ладони. Может, ночью. Только до нее еще дотянуть нужно. Так что служим «Товарищу Троцкому» верою и правдою. Вита, — командирша сунула девушке один из «маузеров», — окапывайтесь под руководством господина прапорщика. «Пушку» береги, — та самая, памятная. Мы с Павлом — у него физиономия самая правоверная, товарищ комиссар сразу своего брата-пролетария с ходу не стрельнет — обстановку разведаем.

Пашка, пригибаясь, побежал следом за командиршей. Сапоги запинались о гравий. Пробежали мимо лежащего у паровоза убитого. Броневое сердце «Товарища Троцкого» еще оставалось невредимо — внутри бронепаровоза раздавались команды, но вагоны в хвосте были почти все разбиты — там что-то чадило, пускало блеклые языки пламени. Пашка с тоской подумал о «своих» лошадках.

— Ложись! — Катерина упала у колеса головной бронеплощадки. Пашка плюхнулся рядом. От рельс знакомо и успокаивающе пахло горячим солнцем, смазкой и паровозным дымом.

— Вон он, комиссар, — Катя махнула «маузером» вперед, указывая за развернувшуюся поперек рельсов контрольную платформу. Там в воронках и в наскоро выкопанных окопчиках лежали бойцы десантного взвода и ремонтники. Ручной пулемет, развернутый в направлении вершины холма, выпустил короткую очередь по невидимому противнику.

Комиссара Пашка не разглядел. Понятно, он был где-то там, раз Катерина говорила.

— Значит, так…

Катя прервалась. Переждали очередные разрывы тяжелых снарядов. Катерина злобно помотала головой и, вытащив темную косынку, повязала волосы:

— Я эту батарею, мать ее за ногу… Значит, так, — с комиссаром я поговорю. Хрен бы с ним, с товарищем Хваном, да ведь в спину могут расстрелять. Ты помалкивай и делай правильное революционное лицо. Ты умеешь, я знаю.

Катя было приподнялась, но тут впереди, у сошедшей с рельсов платформы разорвался снаряд. Вскинулся и обмяк иссеченный осколками боец, облако разрыва медленно отнесло на склон холма.

— Откуда же они, суки, лупят? — озабоченно пробормотала Катя. — Ну, пошли.

Навстречу, под защиту бронированного борта «Троцкого», пригибаясь, побежали бойцы.