Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взяла приятельницу за горло, но та клялась и божилась, что ничего Наталье не рассказывала. За все время только один раз ей позвонила. Даже разговор передала слово в слово…
Сегодня Тамара нарочно подкараулила Наташку после работы. Сама не могла объяснить себе собственного поступка. Взглянуть разлучнице в глаза? Увидеть в них торжество?
— Слышала, нам три месяца на примирение дали!
— Поздравляю.
Сказала спокойно, без ехидства, и это Тамару взбесило.
— Но для тебя эти три месяца ничего не значат! Не видать тебе Валентина, поняла?!
Та взглянула на нее удивленно и попыталась обойти Тамару, как… как дерево на дороге!
— Извини, я тороплюсь.
И эта торопится. Ну куда она могла торопиться? А то Тамаре было неизвестно, что эта клуша дома сиднем сидит. Она знала мужиков, которым нравилась Наташа, и нарочно их подзадоривала. Мол, куда смотрите, красивая баба без дела пропадает. И знала, что ей звонили, в гости напрашивались, в ресторан приглашали — всем отказала. Неужели и вправду Пальчевского ждет? Неужели деньги, которые она за «покупку» выложила, не бзик пьяной бабы, а возможность, за которую ухватилась эта волчица в овечьей шкуре? Тогда не Наташка, а Тамара вдвойне дура.
Впрочем, подобная мысль была слишком нелепа, чтобы Тамара могла долго в нее верить.
Женщина неглупая, она понимала, что своими разговорами только подталкивает Валентина и Наташу друг к другу, но ничего с собой поделать не могла. Как же так, Тамара, такая умная и хитрая, ничего не могла поделать с этими двумя простаками. Они ее не боялись, на провокации не реагировали, словно были в сговоре. Скорее всего были просто другими людьми. И мыслили, и чувствовали по-другому. Тогда получалось, что Тамара как бы ниже их. Это она-то, которая могла обоих купить с потрохами!
Еще и этот суд! Он говорил о том, что Тамара недооценивала собственного мужа. А уж за восемь лет могла бы изучить и получше. Выходило, победа, которую она когда-то одержала над обидевшим ее мужчиной, оказалась мнимой. Получалось, не Тамара его унижала, а Валентин давал ей себя унижать! Как это делают со злым, но глупым ребенком. Снисходительно позволяют ему ломать игрушки, портить мебель… в своей комнате. Мол, что возьмешь с дебила. Когда же ребенок попытался устроить свои порядки на взрослой половине, его просто отстегали ремнем.
Но последнее слово не должно остаться за ним! Тамара даже зубами скрипнула от бессилия.
Она не боялась одиночества. Такая женщина не останется одна. Тамара при мысли об этом даже лишний раз на себя в зеркало взглянула: не ушла ли вместе с былым везением и ее привлекательная внешность. Нет, все было на месте. И чего Пальчевскому еще нужно было?!
Может, дети? Но Валентин никогда о них не упоминал. С тех самых пор, как Тамара сказала, что детей у нее не будет, ни слова! В конце концов, не всем мужчинам нужны дети.
Тогда, восемь лет назад, Тамара выглядела еще лучше: и талия у нее была тоньше — всего пятьдесят два сантиметра, и морщинок не было…
Зацепил ее тогда Пальчевский. Она думала, что он простодушен. Пальцем помани, и прибежит. Казалось, и характера у него никакого не было. По крайней мере Тамара и в семье воспитывалась, где повышенный тон считался не худшим из доводов, и на работе окружение у нее было еще то: и по-русски могли загнуть с матерком, и прикрикнуть… Словом, умели правдами и неправдами на своем настоять.
А Валентин… Он даже голос никогда не повышал. Тамара сразу решила: слабак! И когда этот слабак не захотел на ней жениться после того, как они пару раз переспали, Тамару задело за живое: да что он о себе воображает! Другой бы на его месте счастлив был. А этот — ни кола ни двора, ни родни.
Но Тамара его достала: не мытьем, так катаньем. Небось Наташка бы сказала, что способ, с помощью которого она заставила Валентина на ней жениться, непорядочен. Да какая разница! Главное, своего она добилась.
И теперь добьется. Нужно только подумать как. Валентин не должен одержать над ней верх! Надо вернуть его домой, а потом… выгнать! Тогда не будешь выглядеть брошенкой в глазах всего города!
Итак, у Тамары есть три месяца. Какая все-таки глупость этот маленький прямоугольник в паспорте. Печать! А сразу будто превращает женщину в другого человека. Из замужней — в одинокую.
Она шла по улице, от ожесточения невольно ускоряя шаг. Надо бы вернуться на работу, но сейчас Тамара в таком состоянии, что никакие производственные проблемы на ум не пойдут. Как, впрочем, и личные. Нужна передышка.
Кое-что она уже сделала. Вчера. Позвонила своему знакомому. Бывшему менту. Он из милиции ушел, а все не мог придумать, чем заняться. Организовывать детективное агентство? В их небольшом городе у него было бы не слишком много работы. А ничего другого, кажется, Афанасий не умел.
Мужик откровенно маялся. Милицейская пенсия у него была мала, как и большинство пенсий вообще, да и без дела ли сидеть мужику в сорок шесть лет!
В общем, Тамара вчера позвала его к себе. Накормила-напоила, пожаловалась на свою горькую долю.
Это Афанасий как раз и посоветовал ей на суде комедию разыграть. Безутешную любящую жену.
— Три месяца вам для примирения точно дадут, а там… Время покажет. Я, конечно, не судья, но знаю, что не все те, кто на развод подает, разводятся.
И тогда Тамара решила:
— А что, если я тебя найму?
— В каком смысле? — удивился Афанасий.
— Как частного детектива. Чтобы ты за моим муженьком последил.
— Ну, ты придумала!
— Я серьезно. Афоня, плачу пятихатку в день.
— Говоришь, полштуки за день работы? — Он задумчиво поскреб затылок. — Ладно, давай аванс.
— Сколько?
— Пятьсот, как и обещала. Кто знает, может, как раз больше следить и не понадобится.
Оказалось, как в воду глядел.
В тот день на работу Тамара так и не пошла. Сказалась больной. Никто и не усомнился. Переживает женщина. Такая неприятность! А вечером в ее квартире зазвонил телефон.
— Ну, Тамара Борисовна, с тебя премия причитается! — сказал в трубке знакомый насмешливый голос. — Объект поплыл.
— Что ты бормочешь, говори человеческим языком.
— В общем, твой муженек вышел из подполья.
— Ну и…
— Заметь, холодина, январь месяц, мороз за сорок, снег метет… хотя хлеборобы довольны, озимые не пострадают…
— Афоня!
— Но мы на посту, наша служба и опасна, и трудна. Тебе везет, я вполне мог его прозевать. И думать не думал, что кто-то добровольно в такую погоду может оставить теплое жилье… Однако благодаря авансу я мог существенно утеплить себя изнутри и…
— Афанасий, у тебя словесный понос!
— Пардон, босс. Значит, Валентин Пальчевский покинул общежитие, в котором временно проживает, и вошел в дом номер семь по улице Крымской.