считают меня какой-то мышью. Пришло время вырваться из кошачьих когтей и считать все произошедшее недоразумением, из которого я вышла победителем. Назвать всю эту чепуху победой.

Я перевожу взгляд на Черепа, что нежится в своей позолоченной ванне.

Сколько еды я смогу купить, если переплавлю хотя бы одну из этих штуковин?

Череп так жадно на меня смотрит, словно пытается проглотить, но я надеюсь, что он подавится.

– Вы не выберете меня, потому что я буду мертва еще до того, как Торги начнутся, – бросаю я, с громким плеском опуская кувшин в ванну Скорпиуса.

В шатре становится тихо, и я тут же задаюсь вопросом, почему я только что это сказала. Это правда, но, судя по их реакции, это может открыть корзину со скорпионами, с которыми я не очень хочу иметь дело. Если кто-то из них является моей целью – а вполне возможно, что так оно и есть, – я не должна говорить ничего, что могло бы хотя бы намекнуть им, что задумал Тиллео. Но, к сожалению, мне сейчас на это глубоко наплевать. К черту Тиллео, к черту этих троих.

Я быстро отбрасываю сомнения и, повернувшись к Черепу, окидываю его презрительным взглядом.

– Хотите, натру и ваш член? – В моем голосе нет ни единой эмоции, и его обсидиановый взгляд темнеет. Его явно не забавляет неуважение, намек на которое он расслышал в моем вопросе.

– Нет, ты свободна, Раба. Вы оба, оставьте нас, – приказывает он, и я устремляюсь к выходу прежде, чем он успеет передумать и выместить свой гнев на мне, как я того и заслуживаю.

Я выхожу в жар новой пустынной ночи, чувствуя, как невидимая хватка сжимает горло. Я прижимаю ладони к шее, торопливо шагая в направлении Приюта.

Что, черт возьми, только что произошло?

Я смотрю вниз на пропитанный сумерками песок, как будто он может сказать мне, почему я повела себя так с представителями одного из самых почитаемых домов убийц. Тиллео отрезал бы мне язык, если бы узнал, как я только что разговаривала с членами Ордена Скорпионов. Он бы пытал меня до полусмерти, исцелял и мучил снова – бесконечно, и даже безумие бы не спасло меня от боли. И все же, зная все это, я до сих пор не могу найти внутри себя ничего, похожего на волнение – мне плевать.

Я тренировалась, работала, терпела жестокое обращение, меня мучили и использовали только для того, чтобы мое будущее разбилось о Тиллео и его большие надежды на меня.

Все было напрасно. Моя жизнь ничего не значит. И я хочу заставить их заплатить за все – за каждую зажившую отметину на моей коже, за каждую сломанную кость и шрам на моей душе. Это меньшее, что они могут сделать после того, как отобрали у меня все в самый последний момент.

– Что, во имя королей, ты только что творила там? – сзади меня послышался возмущенный рык Харша.

– Я? – защищаясь, огрызаюсь я – меня взбесило, что Харш посмел со мной заговорить после того, что сделал. – Это ты так спешил попасть в Орден, что решил перешагнуть через мой труп, а не наоборот, – бросаю я через плечо и широкими шагами иду прочь, чтобы оказаться как можно дальше от него.

Харш хватает меня за руку, чтобы я остановилась, и он смог выплеснуть на меня свое негодование. И это большая ошибка: миг – и Харш уже лежит на спине, задыхаясь, я наклоняюсь над ним с небольшим кинжалом в руке, который позаимствовала из арсенала Скорпиуса, и прижимаю лезвие к его горлу. Взгляд Харша мрачен, но голубые глаза расширяются от чистого шока, и на мгновение я чувствую какое-то извращенное удовлетворение. Но, спохватившись, оглядываюсь кругом, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает.

Солнце оставило горизонту прощальный поцелуй, значит, удача на моей стороне – на нас с Харшем падает прохладная тень Приюта. Охранники на крыше сейчас не патрулируют эту сторону, а рабы дома далеко – суетятся у поместья Тиллео, носятся туда-сюда, неизвестно зачем. Некому даже взглянуть в нашу сторону.

Я приближаю свое лицо к лицу Харша, жестокая улыбка скользит по моим полным губам.

– Еще раз тронешь меня без разрешения, и я позабочусь о том, чтобы нас поставили в пару на предстоящих испытаниях. Я уничтожу тебя, так что Тиллео позаботится о том, чтобы ты встал раком в борделе еще до захода солнца. Ты слышишь меня? – рычу я, Харш пристально, яростно смотрит на меня, но потом до него все же доходит: я не шучу и нисколько не преувеличиваю.

– Понимаю, – хрипит он, задыхаясь, и я надавливаю на его горло чуть сильнее.

– Держи рот на замке, а руки – при себе, и в итоге ты станешь членом Ордена, как и хотел. Только не испытывай мое терпение, Харш. – В моем голосе – яд, и Харш сдается.

Он поспешно кивает, лицо краснеет, а легкие наверняка вопят от боли, требуя воздуха. Я отталкиваю его и медленно поднимаюсь, а Харш жадно хватает воздух и трет шею.

– Да что с тобой такое? – спрашивает он между приступами кашля, его голос напоминает хруст гравия под сапогами.

Но я оставляю его лежать, распростертым на песке, а его вопрос – без ответа, и бросаюсь через задний вход в Приют. Быстро поднимаюсь по узкой лестнице, ведущей на второй этаж. Арочные входы, выстроившиеся вдоль изогнутой стены слева от меня, мрачные и темные, но в залах и покоях, куда они ведут, к счастью, тихо. Перила по другую сторону от меня, те, что призваны спасать нас от случайного падения в тренировочные ямы в центре, рисуют в лунном свете узоры на песке.

Я слежу за тем, чтобы не отбрасывать тень, чтобы мои шаги были бесшумны, и иду по изогнутому коридору дальше. Мысли скачут, и я ищу безопасное место, чтобы затаиться на некоторое время и попытаться снова взять себя в руки.

Вопрос Харша эхом отдается в моей голове, пока я пытаюсь осознать произошедшее.

Что со мной такое? Да то, что меня окончательно лишили будущего.

Вот, что происходит, когда больше не для чего жить, когда нечего терять.

Внезапно воздух наполнили отдаленные крики – я сразу понимаю, что доносятся они из парной. Кто-то занялся Линэ.

Я сворачиваю в коридор, который ведет к купальням, затем к уборной и заканчивается спальней рабынь клинка. Я нахожу свой тюфяк – он не толще листа пергамента, лежит прямо под щелью, что служит окном, укладываюсь на него и лежу, пока крики Линэ не усыпляют меня.

Я думаю о том, что бы сделала со мной Фигг,